Весь май не было дождя. Город задыхался от жары. Печальные стояли деревья, опустив пыльные ветви; сморщенные листья изредка вздрагивали от обжигающего, как пламя, ветра. Дымился раскаленный на солнце асфальт.
Люди с надеждой поглядывали на редкие тучи, что, зацепившись за белевшие вдали снежные вершины гор, целыми днями висели не двигаясь. На ночь тучи прятались в ущелья, а с утра вновь устраивались на скалах — сухие и растрепанные, словно хлопья ваты.
Летняя ночь коротка, как сон солдата. Не успевает еще как следует остыть земля, и вот уже снова тяжелое, отлитое из бронзы солнце медленно выплывает в небо, и над городом вновь повисает густая вызванивающая жара…
Наконец, в последний день месяца туч стало больше; они вдруг вынырнули из-за гор, как-то сразу вспухли, потяжелели, налившись свинцовой сизью, потом качнулись и, заволакивая небо, поползли к городу. Двигались не спеша, не прямо, а лавинами растекались по сторонам, чтобы с флангов атаковать город. Вдалеке зарокотал гром, будто началась артиллерийская канонада. С неба сыпанули крупные, как шрапнель, капли дождя. Опять залп грома расколол небо, и хлынул проливной…
На улице ликовали мальчишки, визжа и смеясь, босиком носились по лужам, поднимая фонтаны брызг. Им ничего не нужно было сейчас, кроме этого бурного летнего дождя, ласкового, как ладонь матери.
Наблюдавшая за ними с крыльца орсовского буфета смуглая и сухая, будто выжженная солнцем, чеченка то же не устояла перед соблазном: как была — в легком цветастом платье, с веником в руках — выскочила под дождь и, смеясь, стала ловить ртом упругие струи.
Из открытого окна высунулась рыжая, в завитушках, голова буфетчицы:
— Зара! Что ты делаешь, сумасшедшая? Уже вся мокрая, простудишься!
Ничего со мною не случится! — Зара подбежала к окну, потянула подругу за руку. — Выходи на дождик, подрастешь…
— Ой, не тяни, больно.
— Хватит сидеть тебе, Тоня, рабочий день закончился.
— Сейчас сделаю подсчет и все…
Зара взбежала на крыльцо, открыла дверь:
— Пусть воздух станет чистым. — Она отжала подол платья, схватила ведро: — Дождевой водою вымою пол…
Через несколько минут она вернулась с полным ведром.
— Ну и дождь!.. Сто лет такого не было. Красота!..
Зара, подоткнув подол, принялась мыть пол. Работала она споро, не переставая, однако, разговаривать:
— А твой сегодня приедет? Или дождя побоится?
— Кто это? — подняла голову от своих бумаг Тоня.
— Не притворяйся. Шофер, конечно. Будто и не знаешь?
— А почему «мой»? — улыбнулась буфетчица.
— Всю весну здесь торчит, каждый день на машине приезжает. К тебе в мужья набивается?
— Ну что ты выдумываешь!
Зара разогнула спину, откинула тыльной стороной ладони мокрые волосы со лба:
— Поверь моему слову, если и сегодня, в такую погоду, приедет, значит, точно — жениться надумал.
Тоня засмеялась, махнула рукой:
— Брось гадать, Зара, лучше помолчи, а то мне уже давно пора уходить, а я никак выручку не подсчитаю. Могу и в кассу опоздать…
За окном сквозь шум дождя послышались звуки подъехавшей автомашины.
— А что я говорила! — воскликнула Зара. — Вот он, твой жених.
— Ну, перестань! — сердито сдвинула брови Тоня, но сама быстро вынула из ящика стола маленькое круглое зеркальце и краем глаза посмотрелась в него, поправила кудряшки на висках.
Ходуном заходило крыльцо, распахнутая дверь чуть не слетела с петель, и на пороге вырос шофер — широкоплечий, рослый молодой человек в голубой клетчатой рубашке с засученными рукавами и в черных брюках.
— С дождиком вас, девчата! — весело заговорил он. — Зара; дайте тряпку, я вытру туфли… Или заходить нельзя?
— Уже зашел, зачем теперь спрашивать? — улыбнулась Зара. — Ты, Никита, у нас вроде штатного, каждый день бываешь.
— А вот и нет, — поправила Тоня, — вчера не был.
— Верно. Возил в Тбилиси жену начальника, захотелось ей, видите ли, на фуникулере побывать… Стойте, девчата! — спохватился Никита, хлопнув ладонью по колену. — Я же вам гостинцев привез. Вот балда, забыл! Я сейчас…
Он выбежал во двор. Зара наклонилась к Тоне:
— Ты слышала? С директоршей разъезжает. Ох, не нравится мне это! На два фронта бьет. Остерегайся, Тоня, может, у него и жена есть…
Тоня не успела ответить: вернулся Никита с огромным кульком мандарин, вывалил их прямо на стол, за которым сидела девушка.
— Угощайтесь, красавицы, — широко развел он руками и запричитал на восточный манер: — Спелый мандарин, сочный мандарин, сладкий мандарин, как ваши губы, самый лучший мандарин, нигде больше нет!
— Ой, какие крупные, — удивилась Тоня. — Бери, Зара… А сочные! Можно захлебнуться… А ты почему не ешь, Никита?
— Одну штуку слопаю за компанию…
Над самой головой воркотнул гром, точно кто-то босиком прошелся по железной крыше. Зара выглянула в окно:
— Пока дождь затих, принесу из крана ведро воды, мне еще крыльцо вымыть надо.
— Только быстрее, — поторопила Тоня, — а то мы сейчас уедем.
— Я мигом…
Зара схватила ведро и вышла, на ходу доедая мандарин. Ей только перейти дорогу, зайти во двор первого за углом дома и из колонки набрать воды.
А небо не успокаивалось. Одна волна темно-сизых туч прошла, но уже надвигалась вторая, такая же тяжеловесная, со свинцовым отливом. Нетерпеливо громыхал гром, словно подстегивая лавину туч.