Александр Касьянович
Горшков
НАДЕЖДА И ВЕРА
Остросюжетная
психологическая повесть
Едино просих от Господа,
то взыщу:
еже жити ми в дому
Господни вся дни живота моего,
зрети ми красоту
Господню и посещати храм святый Его.
Пс. 26
Чем ночь темней, тем
ярче звезды,
Чем глубже скорбь, тем
ближе Бог...
А.Н.Майков
1.
Разговор не
клеился. Павел Степанович Смагин – глава семейства – сидел за столом, тупо уставившись
в чашку с остывшим чаем и механически помешивая ложечкой давно растворившийся
сахар. Если бы кто увидел его в эту минуту, никто бы не узнал, не поверил, что
это был он, а не кто-то другой: растерянный, обескураженный, даже испуганный.
От прежнего Смагина, которого боялись все – и друзья, и враги: решительного,
жесткого, расчетливого, готового к любому риску, любому тактическому маневру –
не осталось ничего. Он сидел в своем любимом кресле – с высокой спинкой, больше
напоминавшем царский трон, низко опустив голову, ссутулившись, не оставив и
следа от своей богатырской осанки, внушавшей невольное уважение всем, кто видел
этого недюжинного человека.
– Прекрати, на
нервы действует, – Любовь Петровна – жена Смагина – забрала у него чайную
ложку, не выдержав ее нескончаемое скольжение по фарфору.
– Прекратил бы, да
не прекращается, – тяжело вздохнул Павел Степанович, еще ниже опустив голову и
тупо глядя на остывший чай.
– И успокойся,
противно смотреть на такого.
Любовь Петровна
забрала у него и чашку, поставив перед ним новую – уже с горячим чаем, издававшим
аромат неведомых экзотических трав.
– Попей и
успокойся, это твой любимый чай. Заканчивай хандрить, не забывай, что ты не
один, у тебя целая команда, ей нужен лидер, а не нытик. Нашел, о чем горевать.
Не было бы беды большей. Наши дочери – не детишки в коротких штанишках или
платьицах с юбочками, а взрослые девицы. У каждой уже своя жизнь. Пора с этим
смириться и принять, как неизбежный факт.
– А я понимаю. И
принимаю, – Павел Степанович глотнул ароматный чай и впрямь немного успокоился.
– Все понимаю, кроме одного: каким образом из одной утробы матери могут появиться
две очаровательные дочурки, из которых вырастут две прямые противоположности.
Две дочурки, два чуда, вскормленные молоком одной матери, слышавшие одни
колыбельные песни, получившие блестящее воспитание и образование, обеспеченные
на всю оставшуюся жизнь любящими их родителями… Как из этих милых двойняшек
выросли два абсолютно разных человека? Вот объясни мне, как? Ты ведь все
знаешь, у тебя на все вопросы есть готовые ответы.
Он вопросительно
взглянул на жену, снова начав звенеть ложкой, помешивая чай.
– Прекрати, я
сказала!
Любовь Петровна, не
сдержавшись, уже вырвала у него ложку и кинула ее на стол.
– Прости, милый, –
сразу успокоившись, она ласково погладила мужа по руке. – Я тоже многого не
могу понять, на это нужно время. Терпение и время. Давай запасемся им – и будем
ждать. Ну и что с того, что Надька собралась в монастырь? Не в тюрьму же?
– Уж лучше бы в
тюрьму, – Павел Степанович ответил на ласку жены такой же лаской. – Это, по
крайней мере, понятно всем нормальным гражданам. А вот в монастырь… Тут, извини,
никаких объяснений. Кроме одного.
И он
многозначительно покрутил указательным пальцем у виска.
– И не стыдно? –
Любовь Петровна с укоризной взглянула на мужа. – Это ты такого низкого мнения о
своей родной дочери? Нашей красавице, умнице, какую поискать?
– Умницы по-умному
поступают. По крайней мере, чтобы это было понятно если не всем и каждому
встречному-поперечному, то хотя бы самым близким людям. А когда поступают
только потому, что так ни с того ни с сего захотелось или моча в голову
стукнула, или чего-то зачиталась, то ответ, как мне кажется, нужно искать в
консультации хорошего психиатра.
– Паша, успокойся!
Она не вчера и не позавчера в церковь полюбила ходить. Вспомни, как ты
радовался, когда она пошла в воскресную школу, молитвы стала лепетать, да еще
нас с тобой учить молиться. Ну, захотелось ей испытать себя в монашестве. Они
ведь сейчас все чего-то необычного ищут: в ощущениях, во взглядах,
рассуждениях. Это уже совершенно новое поколение, не наше, когда мы всему
учились «чему-нибудь и как-нибудь»: школа, пионерский отряд, комсомольское
собрание, институт, комнатка в студенческой общаге. Ни интернета не было, ни
компьютеров со скайпом, ни мобильных телефонов, ни всяких нынешних тусовок по
модным ночным клубам, ни самих клубов этих – ничегошеньки не было. А теперь все
не так, как было в наши годы молодые, поэтому не надо понапрасну рвать себе
душу. Это лишь во вред и тебе, и Наденьке, и всем нам. Пусть попробует
монастырской жизни, коль так хочется. Если это не ее – она быстро успокоится.
Мне по молодости тоже много чего хотелось, куда только не тянуло. Пока вот не
встретила одного молодого инженера Пашу Смагина. Да и влюбилась в него по самые
уши. И Надька встретит. Просто кровь молодая бурлит, выхода себе ищет.
– У Верочки нашей
тоже бурлит. И не меньше, чем у Надьки. Но Верочка пробивает себе дорогу в
современной жизни, утверждается в бизнесе, стремится окружить себя достойными
людьми, отвечающими ее уму, образованию, уровню культуры, положению в обществе,
наконец. Вот это мне понятно. А когда с блестящим образованием, знанием
нескольких иностранных языков, стажировкой в Штатах, состоятельными родителями
– и в дремучий монастырь, к малограмотным бабушкам-старушкам, то я отказываюсь
понять логику такого «бурления». Хоть режь меня на куски, хоть стреляй, хоть
вешай – решительно не понимаю.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
