Мертвая земля шелестела под ногами. С хрустом рассыпались в серую ядовитую пыль квадратики потрескавшейся почвы. Даже небо было безжизненным в своей немыслимой выси: белесо-голубое, как обнаженное лезвие холодной, не знающей пощады стали.
Мертвая пустыня давила. Одиноко и страшно в стерильном мире, на ровной, как стекло, земле, под нещадным небом. Молния ударит — и то не спрячешься: хоть ляг, а все равно ты выше всего, что тут есть. На сотни верст ни души, ни зверя, ни птицы, ни насекомого.
Анатолий Кичинский трудно выхаркивал пыль и песок, с отвращением глядя на черные комочки густой слюны, но ветер снова забивал в пересохшую глотку черный песок, хлестал колючими струями. Песчинки впивались в кожу, как микрометеориты. В глазах от сухости резало так, что размыкать одеревеневшие веки было больно. Распухший язык ворочался со скрипом, царапал ожестяневшие пересохшие стенки, а песок трещал на зубах так, что кожа вздувалась пупырышками.
Когда далеко впереди проступил на яростном небе темный столб, Анатолий лишь механически отметил, что приближается черный смерч. Мелькнула усталая мысль, что он похож на термоядерный взрыв, но мозг тут же поправил себя поспешно, что там, дескать, таится энергия многих мегатонн…
Смерч налетел стремительно. Огромный черный конус, в котором с бешеной скоростью неслись по кругу сотни тонн песка, тяжелые камни, в пугающей свистящей тишине пронесся по мертвым пескам, заглатывая целые пласты земли, и пораженный страхом Анатолий шелохнуться не успел, как страшная тяжесть обрушилась, придавила, зло ударила лицом и грудью о сухую жесткую землю.
Легкие в неимоверно разреженном воздухе вспучились, он хрипел, глаза лезли на лоб, кожа горела от прилива крови и рвущихся капилляров. Непостижимо долгое мгновение видел и слышал, как страшно визжали гранитные валуны в потоке мелкого песка, что стачивал их в пыль…
Потом все странно замерло. Смерч застыл, как приклеенный к небу. Огромные камни и стволы деревьев зависли без всякой опоры.
«Время остановилось, что ли? — подумал Анатолий в страхе. — Этот сгусток чудовищной энергии как-то нарушил ткань времени?»
Потом висящие в воздухе камни поблекли, еще раньше растаял черный песок смерча, и тут же мгновенно пахнуло прохладой, в ноздри ударило прибоем влажного, почти мокрого воздуха, залило легкие, заполнило тело густым дразнящим настоем трав.
Анатолий осторожно поднял голову. Рядом шелестела, звенела вода, близ лица пыжилась крупная, как хомяк, сытая лягушка. Ее выпуклые сонные глаза пялились в упор, а на широкогубой морде застыло такое надменное выражение, что Кичинский ощутил импульс поспешно извиниться и тут же покинуть ее уделы.
От влажной земли шел благодатный запах родючести. Прямо перед глазами топтали друг друга озверевшие от сытости толстые мясистые растения. Оглушительно верещала целая армия толстых, как стручки гороха, зеленых кобылок. На пузатом стебле висел сонный богомол. Он был так близко, что расплывался в таинственное огромное чудовище с неясными очертаниями, и Анатолий отшатнулся, увидев в его вытаращенных глазах свое перекошенное лицо.
Он поднялся. Чудовищная энергия смерча прорвала пространственно-временной континиум и забросила его бог весть куда!
В голове гудело. Густая сочная трава достигала коленей, попадались толстые, переполненные соком стебли, что ломались без всякого хруста, только брызгали густым липким молоком, и уже через несколько шагов на ноги прилипло множество травинок, мелкого сора.
Он перевел дух, когда заросли травы разом кончились. Дальше тянулась распаханная земля, а в километре впереди темнел лес. Анатолий машинально поднял комок земли, растер в пальцах. Ноздри затрепетали: это был чернозем, жирный, маслянистый, хоть на хлеб намазывай.
Из леса его заметили. Когда Анатолий приблизился, оттуда как раз три пары волов, вращая налитыми кровью глазами, выволакивали свежесрубленные стволы сосен. Мальчишка-поводырь, увидев Анатолия, от удивления бросил налыгач. Волы с готовностью стали. От комлей, еще скрытых за стеной кустарника, грянул сердитый окрик, и мальчишка, поспешно опоясав «транспорт» хворостиной, рванул веревку с таким рвением, словно собирался потащить хлысты сам, да и волов заодно.
Бревна проползли мимо. С Анатолием поравнялся коренастый звероватый мужик. Он сам напоминал быка: такой же тяжелый, с короткой шеей и массивной головой, широкогрудый. Его выпуклые глаза подозрительно уставились на чужака.
— Ты кто? — спросил он свирепо.
— Да я… гм… я… — пролепетал Анатолий.
— Что лепечешь, ровно младенец? — нетерпеливо прервал мужик. Он оглянулся в сторону медленно удаляющихся хлыстов. — Из дряговичей, што ли?.. Эт они одягаются, ровно скоморохи потешные… Срамота!
— Да… гм…
— Ясно. Все вы там бестолочь одна, в трех соснах блудите. Ладно, раз уж наш князь Казидуб Михайло и вас примучил к дани, то иди подсобляй валить лес… Вон видишь, чернявый такой без топора ходит? Это Василий, прозванный у нас Фомичом. Будешь делать, что велит. Он у нас командует тут, ибо самого Казидуба главный советчик! Скажешь ему, что Вадим Бойко прислал, я то исть!
