Действующие лица:
Тетя Зина.
Люська, ее дочь.
Зоя.
Алена.
Люба.
Место действия — небольшой южный курортный городок.
Время действия — «мертвый сезон»: с начала ноября по середину апреля.
Набережная, точнее, замыкающая набережную асфальтированная площадка, огражденная со стороны моря невысокой каменной балюстрадой, от которой вниз, на пляж, ведет лестница. Собственно набережная уходит влево, направо — некрутой подъем к городскому парку: темно-зеленые зонты пиний, почти черные на фоне бледного неба свечи кипарисов, низкорослые, чужие в этих краях пальмы.
Там, где набережная вливается в площадку, вплотную к берегу стоит на вечном приколе двухмачтовый парусник с выведенным на корме крупными латинскими буквами названием: «Эспаньола». Ее легкий, стремительный силуэт графически резко выделяется на фоне неба. А когда на закате солнце садится в море и восточный ветер гонит по небу низкие облака, кажется. Что «Эспаньола», снявшись с якоря, безрассудно и вольно несется вдаль.
И не сразу глаз способен заметить, что в обращенном к нам борту судна прорублена прямоугольная ниша, закрываемая но ночь створками с тяжелым висячим замком: теперь «Эспаньола» — обыкновенное курортное кафе, торговая «точка» местного треста столовых и ресторанов.
Когда створки распахнуты, за ними видна стойка, кофейный автомат, полки с бутылками, пачками печенья, вафель и сигарет.
Перед этим кафе-фрегатом, на площадке, под пестрыми зонтами, защищающими от южного солнца, стоит несколько пластмассовых столиков с шаткими стульями вокруг.
1
Но сейчас солнца и жары нет и в помине — осень, начало ноября. Тихий, неприметный денек клонится к вечеру, огромное пунцовое солнце уже коснулось нижним краем кромки моря на горизонте. Створки ниши «Эспаньолы» закрыты.
Со стороны набережной на площадку выходит Люська. Ей нет еще и четырнадцати, будущей весной она окончит седьмой класс. На ней школьная форма с белым передником, но на ногах — материны туфли на высоком каблуке.
В ту самую минуту, когда Люська выходит на набережную, и возникает — или это чудится одной только Люське — тот самый удивительный оптический эффект, о котором уже упоминалось: садится в море багровый шар солнца, торопливо бегут по небу облака, и «Эспаньола», снявшись с якоря, бездумно и весело несется на всех парусах. И чудо это, как кажется Люське, длится целую вечность.
Но тут разом распахиваются створки в борту судна и в проеме появляется, будто шестым чувством учуяв опасность, тетя Зина, в белом халате поверх стеганого ватника.
Тетя Зина(кричит высоким, певучим южнороссийским голосом). Люська, марш с набережной, сто раз тебе говорено! Чтоб ноги твоей!.. Чтоб я тебя на заразе этой не видела! Пришла со школы, поела — садись за книжки! По набережной шастать — ремня захотела?!
Люська не сразу вернулась из дальних своих грез в обыденную действительность, оскорблено передернула плечами и, демонстративно-независимо помахивая портфелем, ушла с набережной.
(Вслед ей.) Первая зараза в городе, учти! Я бы эту набережную с четырех сторон подпалила!..
Со стороны парка входит Люба. Сразу не скажешь, что ей уже за тридцать, тем более, что одевается она по провинциальной молодежной моде: яркая нейлоновая курточка с иноязычной надписью на спине, пестрый шарфик вокруг шеи, тесные, в обтяжку, вытертые джинсы. Через плечо — тяжелая сумка с фотографическими принадлежностями, на груди, на ремне, два фотоаппарата, в руке — картонный щит с наклеенными на него цветными снимками, в другой — тренога: Люба работает на набережной фотографом.
Люба. На кого это ты, Зина?..
Тетя Зина(все еще в запальчивости). Тебе еще отчет давай!..
Люба(устанавливает в углу площадки, у балюстрады, треногу и щит с фотографиями). Опять за Люську свою страх берет?
Тетя Зина. При чем Люська?!
Люба(равнодушно). А боишься.
Тетя Зина(защищаясь). Чего я боюсь?! Ничего я не боюсь!
Люба(садится на балюстраду рядом с треногой, закуривает). А чего все матери.
Тетя Зина(огрызнулась). Сама сперва роди попробуй!
Люба. А чего тут пробовать? Много ума не надо.
Тетя Зина. Ты роди, роди, узнаешь!
Люба. Пока подожду, не горит. Разве что ради алиментов, так поди докажи, кто отец.
Тетя Зина(едко). Именно что!
Люба(спокойно). Они же справку не оставляют с печатью ЖЭКа — «дано сие в том, что…». Потом ищи-свищи.
Тетя Зина(недобро). Сама про себя, Любка, такое… удивляюсь! Ну пусть другие про тебя, дыма без огня тоже нет, но чтобы сама?..
Люба. А у меня от родной власти секретов нет.
Тетя Зина. Хоть от людей постыдись!
Люба(презрительно). Ах, оставьте!..
Тетя Зина. Ох, Любка!..
Люба. А что — Любка? Чистая, как слеза ребенка на Пасху. (Без упрека.) Можно подумать, ты свою Люську от законного супруга поимела.
Тетя Зина(испуганно огляделась вокруг, не услышал ли кто). Тише ты, бешеная!.. Уж кто бы, только не ты…
Люба(беззаботно). Я не бешеная, я отчаянная.
Тетя Зина(зашлась от обиды). А я, может, сознательно! Именно что сама хотела! Одно слово — курорт, на мужа перспектива — ноль целых, ноль десятых, так хоть ребеночка, чтоб родная душа на старости лет!.. Это для таких, как ты, мужики — один свет в окошке, да и то не выше брюк!
