На бурной стремнине Кубани горела огненная полоса косых лучей утреннего солнца. Река вздувалась от вешних горных вод, пенилась и разъяренно бушевала водоворотами. Изжелта-мутные волны стремительно накатывались на изборожденные дождевыми ручьями и опаленные южным солнцем красно-бурые берега, поросшие вербами, с шумом и стоном разбивались о кручи.
Левобережный густой лес и пойменные луга залиты полой водой. Деревья, тальниковые и калиновые кусты отражались на гладкой ее поверхности, слегка покачивались от дыхания ветра.
Дорога, выползавшая из лесу узкой черной лентой, пролегала по каменистой дамбе, вела на мост через Кубань.
В зеленом ракитнике, опутанном плющом и хмелем, сновали лодки. Голоса рыбаков отдавались эхом на глинистых берегах и далеких лесных опушках, сливались с птичьим гомоном, таяли в прозрачном воздухе.
Сквозь дымку вдали проступали заснеженные горные вершины, облитые лучами солнца. Ближе, над темным лесом, тускло поблескивая старой позолотой крестов, бугрились два церковных купола Успенского Пресвятой Богородицы женского монастыря.
На правом высоком берегу реки раскинула свои запыленные сады и хаты станица Краснодольская.
С коромыслом через плечо и двумя ведрами на сгибе руки к обрыву вышла девушка с тугими темно-русыми косами, лежавшими двумя толстыми жгутами па спине. Поглядев из-под руки на заречную даль, кое-где еще дымившуюся остатками утреннего тумана, она спустилась по ступенькам к реке, подоткнула юбку и, тихонько запев, начала полоскать ведра.
Со взвоза донесся глухой стук колес. Девушка обернулась н увидела выезжавшего на берег Андрея Матяша. На загорелом круглом ее лице проступил стыдливый румянец. Она привычным движением одернула юбку и, делая вид, что не замечает своего соседа, стала набирать в ведра воду.
Матяш остановил коней, обнажил в улыбке белый ряд зубов:
— Ну, Оксана, подстерегла нас с тобой вчера моя Одарка… Все подслушала, о чем мы говорили.
На лице Оксаны сгустились тени, брови сдвинулись.
— Я так и знала… — хмурясь, сказала она.
Андрей с наигранной беспечностью повертел на пальце наконечник казачьего пояса, озорно кивнул:
— Ну и пусть следит…
— Э, нет… — вычерчивая носком башмака на мокром песке замысловатые фигуры, возразила Оксана. — Коли услышу, что твоя жинка болтнет обо мне что-либо, то не обижайся тогда…
Матяш оперся на бочку, спрыгнул с подводы и взял Оксану за руки.
— Будет молчать… А ежели что вздумает, то я скручу ее.
Лошади, свернув к водоплеску, начали пить, и у них отчетливо один за другим побежали глотки вверх по горлу, ходуном заходили обшмыганные постромками бока… Андрей хотел заключить Оксану в объятия, но она легонько оттолкнула его, игриво погрозила пальцем, потупилась.
По деревянному настилу моста гулко застучали конские копыта. Оксана и Андрей увидели верхового казака в темно-синей черкеске[3] с костяными газырями и в каракулевой[4] кубанке, чуть сдвинутой набекрень. Под ним в поводу, круто изогнув шею, картинно вышагивал серый конь в яблоках.
— Здорово, Андрей! — крикнул с моста верховой и подстегнул коня плетью.
— Здоров, здоров, — провожая его недружелюбным взглядом, нехотя, сквозь зубы процедил Андрей.
— Кто это? — косясь на молодого казака, спросила Оксана.
— Не знаешь Виктора Левицкого? — удивленно уставился на нее Андрей и, помолчав, неловко подмигнул: — Приглянулся он тебе.
Оксана усмехнулась. Легко подняв коромысло с ведрами на плечи, повернула голову, с улыбкой бросила:
— А кому бы такой казак не приглянулся?
— Но-но, еще скажешь, что я хуже!.. — пошутил Андрей, ревниво провожая ее глазами.
Оксана валкой походкой подошла к ступенькам, начала подниматься в гору. Сбористая бежевая ее юбка плавно покачивалась подолом, попеременно обнажая при шаге белые налитые икры стройных ног. Ветер теребил тяжелые ее косы, пузырил на спине кремовую кофточку, вышитую цветным гарусом…
Матяш не отрывал от нее зачарованного взгляда. Наконец, уселся на подводе, закурил, тронул лошадей…
Оксана выбралась на кручу, пошла в станицу.
У крайней хаты ей повстречалась молодая смуглая девушка в монашеской рясе.
