Тягостная атмосфера ожидания переполняла все огромное здание лаборатории ТВП. Минут пять Арсен простоял перед запертой дверью, за которой сейчас Светка проявляла пленку. Никаких звуков из-за двери не доносилось. Арсен постоял еще немного и побрел в канцелярию. «Пакет возьмите для Сайкина», — сказали ему там. Он автоматически сунул пакет за пазуху и направился в трансформаторную, куда Сайкин любил забегать погреться.
— Павлик, — сказал он, — тебе пакет из Москвы.
Сайкин протянул руку — массивная ладонь выжидательно повисла в воздухе.
— Павлик, — доверительным голосом спросил Арсен, — а ты знаешь, как лягушки скачут?
— Но-но! — ладонь начала выразительно сжиматься в кулак.
— Много не спрошу, — быстро проговорил Арсен. — Отдаешь мне четыре часа машинного времени. На БЭСМе.
— Завтра ночью, — сказал Сайкин. — С двух до шести. Давай пакет.
Арсен заботливо посмотрел на него.
— Что с тобой, Павлик? — участливо спросил он. — Почему мы так быстро договорились?
— Потому что это от геологов, — сказал Сайкин. — И потому, что в ближайшие дни мне будет не до счета. И тебе тоже…
Он с трудом вспорол многослойный бурый конверт. Оттуда выпал листок с причудливой диаграммой.
Арсен поймал листок, заглянул в него и присвистнул.
— Погоди, — сказал Сайкин. — Будем смотреть по порядку.
— Что — по порядку? — возразил Арсен. — Протерозой нас не интересует. Архей — тем более. И палеозой нам не нужен. В сущности, и весь мезозой тоже. Нам до смешного мало нужно…
— Без паники, — сказал Сайкин. — Мезозой — уже интересно. Еще пять-шесть лет — и мы серьезно будем говорить о мезозое. А ты посмотри, как он хорош… Почти уровень моря — каких-нибудь десять метров! Юра всего ниже… А потом прет вверх, хоть тресни. В палеоцене мы имеем уже сто метров.
— Не с того конца смотришь, — мрачно сказал Арсен. — Палеоцен — это почти пятьдесят миллионов лет назад. Зачем это нам? Бери два миллиона лет назад, сегодня нас интересует только это. Что нам пишут по этому поводу столичные мужи? Что два миллиона лет тому назад на этом самом месте, — он постучал каблуком по цементному полу, — уровень земной поверхности был даже чуть выше, чем сейчас.
— Местное геолого-разведочное управление гарантировало нам, что он был точно таким же.
— Местное, — сказал Арсен, — гарантировало. Так вот и гарантировало. Если бы тебя устраивали его гарантии, ты не стал бы запрашивать Москву.
— На двадцать метров выше, чем сейчас… — Сайкин только головой покрутил. — Просто счастье, что мы загнали машину на тридцать метров вверх. Десять метров в запасе.
— Да, — сказал Арсен, — просто счастье. Но Дым-Дыму надо показать эту диаграммку. Пошли?
— Пошли, — согласился Сайкин. — Все равно сейчас делать нечего.
Он шумно поднялся и, сунув конверт в карман прожженного оловом халата, направился к двери.
Кабинет начальника лаборатории располагался сейчас на шестом этаже. Белая заурядная табличка с отколотым уголком чуть подрагивала на двери — видно было, что эту табличку неоднократно и не без спешки переносили с места на место — Дым-Дым любил располагаться как можно ближе к делу и перебирался из кабинета в кабинет, теряя при этом остатки начлабовского комфорта.
На белой табличке значилось:
НАЧАЛЬНИК ЛАБОРАТОРИИ ТВП Д. Д. МАРКЕЛОВ
«Лаборатория ТВП» расшифровывалась как «лаборатория трансвременных перемещений» и занималась проблемой «машины времени».
— Можно, Дмитрий Дмитрич? — Арсен осторожно приоткрыл дверь.
— Даже нужно. Заходите оба.
Помещение лаборатории представляло собой огромную коробку высотой в десяти-двенадцатиэтажный дом. Коробка эта была совершенно пуста, если не считать лежащего на полу металлического шара, весьма напоминающего батискаф старинной конструкции. Изнутри к одной из стенок этого гигантского помещения прилепились, словно ласточкины гнезда, квадратные балкончики, закрытые колпаками из прозрачного синтериклона. На одном из таких балкончиков — на верхнем — и расположился сейчас начальник лаборатории.
— Стулья берите, — мрачно сказал Дым-Дым. Ничего отрадного такой тон не сулил. — Снимки готовы.
Сегодня утром был произведен первый, разведочный запуск машины. Внутри батискафа на всякий случай были помещены три фотоаппарата — по одному на каждый иллюминатор — и традиционный беспородный песик. Это было превышением программы — для первого раза было бы достаточно показать, что машина способна пробыть в прошлом заданное время и автоматически вернуться назад. Главное — вернуться.
Заглотнув немыслимое количество энергии, машина нырнула в прошлое и «проявилась», как это было принято говорить в лаборатории, в той же точке пространства, но только около двух миллионов лет назад. Тридцать секунд пробыла машина в дебрях неогена и была автоматически возвращена назад, но посторонним наблюдателям показалось, что между отлетом и прилетом не прошло и мига — ведь сколько бы времени машина ни провела в прошлом — это время независимо от настоящего и из него не вычитается.
Беспородный песик сидел на полу и флегматично вылизывал заднюю лапу. Остывала фиксирующая аппаратура, успевшая сделать около трехсот снимков. Все было удивительно буднично, ибо Дым-Дым свирепел при одной фразе: «Впервые в истории Земли…» Внешнюю поверхность машины тщательно обработали, чтобы ненароком не занести в современность каких-нибудь древних микробов. Правда, дезинфекторов поразила идеальная чистота металла. «А вы чего ждали? — спросил тогда Подымахин, прозванный Неглавным теоретиком. — Так и должно быть. Машина способна переносить только саму себя, и ни одного атома кроме. Такова ее программа». На него зашикали, потому что ворчал он беспрерывно, пытаясь доказать, что движение во времени возможно, но бесполезно, так как машина в прошлом сама по себе будет крошечным островком настоящего и между ней и внешним миром будет непроницаемая стена — разрыв во времени. Она будет невидима и неощутима для обитателей древнего мира, и сама, в свою очередь, будет слепа и глуха, так как не сможет ничего воспринять из своего окружения.
