Из остановившейся неподалеку от милицейского оцепления новенькой «Волги» вышли, сопровождаемые веселым перезвоном наград, подобно чешуе старинной брони покрывавших их кители, двое ветеранов в элегантной, стального цвета парадно-повседневной форме бронетанковых войск. Один, помоложе, в звании генерал-майора, бережно поддерживал неуклюже выбиравшегося из дверей машины второго, более старого, со звездами генерал-полковника. Молодой достал из машины крепкую, инкрустированную и явно дорогую на вид палку и передал ее старику. Потом они оба двинулись к оцеплению: генерал-майор чуть впереди, за ним, слегка прихрамывая на левую ногу и опираясь на свою палку, генерал-полковник. Стоявшие в оцеплении милиционеры вытянулись в струнку и пропустили обоих, мельком посмотрев на прикрепленные к кителям значки пропусков. Генералы, не торопясь, отправились к лестнице, ведущей на левую гостевую трибуну Мавзолея.
Пока милиционеры оцепления пропускали пассажиров следующей машины, оба генерала успели подойти к лестнице и теперь бодро для своего возраста поднимались по ней, оба на одном уровне. Генерал-майор Колодяжный присматривал за прихрамывающим генералом Ивановым и говорил, слегка понизив голос: «Ну, вот и дождались. Все прямо как вы и предсказывали, один в один».
Иванов, утвердительно кивнув, пробормотал себе под нос громким, услышанным Колодяжным шепотом: «Зря я что ли, сведения по Королеву и Брауну Мурашову сливал».
Колодяжный улыбнулся. Он уже давно привык к экстравагантным выходкам своего старшего товарища, да и к тому, что плохо слышащий Сергей постоянно попадал впросак, думая, что его шепот никто не слышит.
Поднявшись на трибуну, они, непрерывно здороваясь со знакомыми, прошли к своим местам и привычно стали ждать начала. Человеку, провоевавшему полжизни, ожидание дается легко и привычно, он знает, что надо терпеть, спокойно выжидая того, единственно правильного и нужного, момента, когда твои действия будут просто необходимы. Поэтому ни Колодяжный, ни Иванов не тяготились вынужденной отсрочкой, молча разглядывая, как бы рекогносцируя перед предстоящим боем всю Красную площадь, затянутую плакатами и украшенную кумачом флагов, со строящимися шпалерами почетного караула и суетой телевизионщиков.
Наконец по собравшимся внизу прошла волна оживления. Полуобернувшись, генералы увидели приближающиеся автомобили со стоящими в них людьми, плохо различимыми на большом расстоянии. Вот машины подъехали, и из них прямо на расстеленную ковровую дорожку выбрались три человека — двое в синей парадной форме Военно-Воздушных Сил и один в штатском костюме. Прибывшие построились клином и, четко печатая шаг, подошли к поджидавшей их внизу, напротив входа в Мавзолей, группе людей.
— Товарищ Председатель Совета Министров Союза Советских Социалистических Республик, экипаж Первой Лунной Экспедиции в составе командира экспедиции летчика-космонавта полковника Беляева, летчика-космонавта подполковника Леонова и космонавта-исследователя Буркотовского докладывает об успешном выполнении задания…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Бой идет святой и правый
Пушки бьют в кромешной тьме,
Бой идет святой и правый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на Земле.
Твардовский А. Ф.
30 декабря 1941 года. Москва
Недавно назначенный начальником Управления Особых отделов НКВД полковник ГБ Абакумов еще не полностью вник во все подводные течения и предпочел бы сейчас передать решение наркому внутренних дел. В трудных случаях он всегда старался получить от него совет. Все же член Ставки Верховного Главнокомандующего и член ЦК ВКП(б) знает намного больше любого наркома, а уж разбирается в интригах намного лучше своего заместителя. Жаль, сейчас из-за занятости Самого встретиться никак не получалось. А консультация требовалась срочно. Тем более что вопрос непростой, на всех относящихся к нему материалах стоит «контролька» личного порученца самого наркома товарища Мурашова. О нем-то Абакумов точно знал, что обычное дело под его надзор не попадает. И дело-то точно мутное, как сейчас принято говорить.
«Итак, посмотрим…
Полковник Мельниченко и подполковник Иванов — командир отдельной тяжелой танковой бригады и его заместитель стоят на особом контроле с июля сорок первого. Интересно, в самые напряженные дни, когда все внимание любого наркома сосредотачивалось только на военных вопросах, Лаврентий Палыч нашел время и заставил личного порученца заниматься какими-то окруженцами. К тому же имевшими на тот период звания всего лишь капитана и майора. А вот это вообще ни в какие ворота… Им в отдельный полк в качестве начальника Особого отдела был отправлен состоявший в резерве Берии целый капитан госбезопасности. Да, а Героев за успешный разгром штаба им так и не дали, только Красное Знамя. Ишь ты, и Мехлис отметился, „…по полученным от специального корреспондента „Красной Звезды“ сведениям вполне достойны присвоения звания Героя Советского Союза“. Ничего себе. Интересно, почему же тогда не утвердили представления? Два таких ходатайства — от НКВД и от ГлавПУРа. Похоже, кому-то из Наркомата поперек пошли. Да, кажется, вот ему и его группировке… Похоже, похоже… Хм, вон и со званием наших героев мурыжат, и корпус так и не дали. Так, а тут что? Да, все интереснее. Оказывается, они имеют отношение к директиве номер двадцать о реорганизации бронетанковых и механизированных войск. Каким боком? Ох ты. Еще и теоретики, с ума сойти. Так, а теперь „благодаря успешным действиям гвардейской отдельной тяжелой танковой бригады ликвидированы последствия прорыва войск генерала Гудериана“. И надо подписать характеристику от контрразведки. Правильно сделал Колыванов, что лично ему это дело передал. Мутное оно, даже слишком. Но пожалуй… а почему бы и нет… Эти товарищи не слишком авторитетны, и неизвестно, будут ли, а вот Мехлис и Берия… Да, надо ставить положительную резолюцию».
