Мюнхен

В семь часов утра было еще темно. Мороз пробирал до костей. Однако московские улицы в то утро были полны людей. Они не спешили на работу и не брали приступом заиндевевшие трамваи. Мужчины и женщины в облезлых тулупах и потертых пальто, многие в военной форме, в ушанках, обмотав уши, подбородки и шеи шарфами, брели по снегу, оставляя за собой глубокие следы, в направлении Красной площади. На Москворецком мосту и на улицах, ведущих к Манежу, полыхали костры, у которых люди останавливались, согревая руки и ноги. За ночь снег смели ближе к тротуарам, но на дороге осталась ледяная корка.

Пронизывающий до костей ветер мел порошу.

Мужчины в кожанках, подпоясанных ремнями, подкладывали в огонь поленья. Под горящими угольями лед шипел, таял, превращаясь в грязную воду, и снова замерзал. Откуда-то из-за торговых рядов вышло солнце, но, не пробив серую стену туч, только слегка окрасило алым цветом снежную мглу.

В овчинных полушубках, в папахах, с винтовками, длинные штыки которых побелели от мороза, стояли на расстоянии десяти шагов друг от друга в неподвижном кордоне красноармейцы. За ними, от Дома Союзов вплоть до Никольских ворот, чернели угрюмые толпы людей. Они ждали здесь всю ночь с 26 на 27 января 1924 года, чтобы последний раз взглянуть на того, кого сегодня днем понесут в мавзолей у Кремлевской стены.

Москва хоронила Ленина.

Москва оплакивала его.

Красные знамена, приспущенные на флагштоках, казались черными во мгле. Куранты на Спасской башне пробили девять. Со стороны Дома Союзов донеслась приглушенная расстоянием мелодия траурного марша. В толпе раздались рыдания.

Ян Мартину сжал локоть Окулова.

— Идут! — прошептал он.

Они стояли с Окуловым, комиссаром бывшей 5-й армии, на углу Ильинки. Но даже отсюда не видели ни мавзолея, ни трибуны, обтянутой лентами красных знамен, ни красноармейцев, охранявших место, где будет покоиться тело Ленина.

По Москворецкой набережной приближался оркестр, исполняя все время одну и ту же мелодию.

О как хорошо знали ее многие из собравшихся здесь! Ее исполняли, когда хоронили погибших товарищей. В пятом году, семнадцатом, восемнадцатом…

Теперь она звучала в память о Владимире Ильиче.

Рабочие и красноармейцы несли венки. Сотни и сотни венков из простых бумажных цветов, обвитых чернокрасными лентами с золотыми надписями.

Медленно проходили красноармейцы почетного караула в буденовках, напоминавших шлемы древних русских богатырей. Их кованые сапоги твердо опускались на камни. Каждый шаг глухо отдавался в тишине.

Когда гроб с телом Ленина донесли до Красной площади, туман над Кремлем ненадолго рассеялся, и площадь залило ярким светом утреннего солнца. Седоволосая Крупская, шедшая в траурном одеянии за гробом Ленина, подняла голову и, прищурив близорукие глаза, посмотрела на солнце. Казалось, на миг морщины разгладились на ее увядшем лице. Но она вновь склонила голову и прижала платок к подбородку…

Теперь Ян увидел всю Красную площадь до самых Никольских ворот, окаймленную молчаливыми толпами людей. От дыхания поднимался пар. Все обнажили головы.

Гроб с телом Ленина на плечах его соратников медленно продвигался к мавзолею. Казалось, будто он похож на красный челн, плывущий между небом и землей.

Сначала перед трибуной, затем у памятника Минину и Пожарскому и у входа в Спасские ворота милиционеры разожгли костры. Пламя высоко взметнулось вверх. Теперь уже играл не один оркестр, а несколько.

Куранты на Спасской башне пробили десять часов. Прозвучала короткая команда. Мимо гроба с телом Ленина, стоявшего на возвышении перед деревянным мавзолеем, торжественным маршем прошли подразделения Красной Армии.

Затем по Красной площади двинулась траурная процессия. Впереди шли делегаты II Всесоюзного съезда Советов, который вчера был открыт Михаилом Ивановичем Калининым. Лозунг, который несли делегаты, родился из слов его речи: «Мы пойдем ленинским путем!»

Серьезно и сосредоточенно шли люди, понуро опустив головы и не говоря ни слова.

На Спасской башне пробило четыре часа. Многотысячные толпы, стоявшие за оцеплением между Домом Союзов и Манежем, выпрямились, устремив глаза к мавзолею.

Военный оркестр заиграл «Интернационал».

Восемь человек встали по четыре с каждой стороны гроба. Затем они нагнулись и подняли его.

За гробом шли Крупская, родственники Владимира Ильича, члены ЦК РКП(б), Советского правительства и ЦИК.

Когда процессия с гробом Ленина вошла в мавзолей, над Москвой застонали гудки фабрик, заводов, паровозов. Эти звуки раздирали сердца людей, проникали до глубины души. Послышались залпы орудийного салюта.

Москва слышала вой заводских гудков и залпы орудий. Но она не слышала, что в это же время раздались гудки фабрик и заводов в Ленинграде и Киеве, на Урале и в Баку, в Красноярске, Иркутске и Владивостоке, что протяжно зазвучали пароходные гудки на Балтийском, Черном и Охотском морях и что такие же скорбные звуки разорвали суету улиц Парижа, Берлина, Лондона, Праги, Чикаго, Мельбурна, Пекина, Иокогамы, Бомбея.

Костры на Красной площади продолжали полыхать, так как ночью должны были пройти новые колонны. И так до самого утра.