Мы, значит, армяне, а вы на гобое

Мы, значит, армяне, а вы на гобое

Авторы:

Жанр: Современная проза

Циклы: не входит в цикл

Формат: Полный

Всего в книге 52 страницы. Год издания книги - 2010.

Лирический роман об одиночестве творческого человека, стремящегося к простому житейскому счастью на склоне.

Впервые опубликован «Октябрь», 2003, № 8

Читать онлайн Мы, значит, армяне, а вы на гобое


Глава первая

1

Началось все с лопаты, обычной штыковой лопаты. Гобоист приобрел ее в скобяной лавке в период энтузиазма и натиска, буйного обустройства своего нового прибежища и освоения прилегающей территории — трех с половиной соток обильно нашпигованной битым кирпичом, посыпанной строителями песком и цементом бесплодной землицы. Три сотки перед задним крыльцом, половина — у фасада, под палисадник.

Лопата, которую он приобрел в магазине «Всё для дома» в ближайшем Городке, завернутая в пропитанную парафином бумагу, похожую на липучку для мух, была едва ли не первым инструментом в хозяйстве Гобоиста.

Впрочем, из квартиры жены, где он был зарегистрирован, но которую никогда не чувствовал своей, ему удалось, таясь, спереть молоток, жестяную банку из-под растворимого кофе — с гвоздями, плоскогубцы с перемотанными синей изоляционной лентой ручками и ржавую ножовку, — всё, доставшееся жене по наследству в приложение к квартире. На рынке в тот раз, в комплект к лопате, он прихватил и отрез клеенки, тяжеленную банку олифы, еще кое-что по мелочи, например, похожий на мастерок каменщика совок не совок — для борьбы с сорняками.

Гобоист твердо решил стать хозяином, но отсутствие у только что приобретенной лопаты черенка поставило его в тупик. Впрочем, уже в следующую поездку он увидел на рынке и палку, купил ее за шесть рублей. Палка была дурно отстругана, так что Гобоист, пользуясь лопатой, надевал рабочие варежки — низ брезентовый, верх байковый, — боялся занозить ладони, этого было никак нельзя. У лопаты была отличительная примета: держался штык, будучи некрепко насажен, на одном гвозде, слишком большом и потому торчавшем углом, кое-как загнутом. У куда более справных соседей столь неловко прилаженной лопаты быть никак не могло.

Гобоист, впрочем, лопате своей недолго радовался. Успел лишь вскопать пару грядок — под петрушку, салат, укроп, редиску, всё для закуски. А грабли одалживал у соседей-армян. Редиска у него, правда, потом заветвится, петрушка пойдет в корень, салат получится кофейного оттенка, но Гобоист будет горд, что своё! Хотя он вовсе не так обнищал, чтоб не позволить себе купить зелени на рынке. Где, впрочем, ее и покупал.

2

Космонавт взял лопату у Гобоиста, не спросив: Космонавт вообще ни о чем никого не спрашивал, был молчалив и вороват. Он взял лопату, стоявшую на заднем крыльце Гобоиста, когда того не было дома, — уехал в Москву, — и пошел себе копать.

Космонавт очень много копал. У него, конечно, были и свои лопаты, но недавно он докопался до слоя твердой глины, а лопату соседа было не жаль. Отработав, Космонавт ткнул лопату в кучу навоза перед задней дверью Милиционера, быть может, забыл, у кого одолжил. Или ему просто было лень пройти на четыре метра дальше, обратно к крыльцу Гобоиста, — куча навоза была сгружена как раз на границе участков его и милицейского, а никаких заборов между соседями еще не было возведено.

Милиционер весьма обрадовался, что теперь у него обнаружилась лишняя лопата, взял в хозяйство и выкопал с ее помощью яму под яблоню, что уже три дня назад велела сделать жена, но за шашлыками и пьянством дело временно замялось. Едва Милиционер закончил, у него попросила инструмент соседка с краю, мать армянина Артура, не имевшего, впрочем, отношения к рыцарям Круглого стола, но — к рыцарям общественного питания, и дело с лопатой совсем запуталось.

Гобоист хватился лопаты лишь через два дня, когда вернулся из Москвы на своей пожилой машине и решил изготовить лунки под бордюрные астры: рассаду он приобрел по дороге. Он ткнулся туда-сюда, лопаты не нашел и расстроился. Его вообще повергали в уныние не крупные неприятности, которым он умел мужественно противостоять, но такие вот мелочи, пропажи из-под рук, когда очки для телевизора решают сбежать, тапочки прячутся, перчатки теряются и покидает хозяина зонт. Эта борьба со злобным миром мелких бытовых вещей его изнуряла… Гобоист вышел на заднее крыльцо, тоскуя, как вдруг заметил собственный инструмент в руках старухи — соседка в любую погоду возилась в своем огороде. Свою лопату он узнал бы из тысячи. И сказал, чуть смущаясь, что, мол, лопата принадлежит ему, Гобоисту. Старуха же удивленно ответила, что сама лично — тому уж несколько дней — взяла взаймы эту самую лопату у милиционера Птицына, — старуха любила слово лично. Лично у нас, у Долманянов, — часто приговаривала она.

Но Гобоист безошибочно узнал свой криво торчащий из дырки в штыке гвоздь, и ему стало обидно, что старуха так беспардонно лжет ему в глаза. Он пошел к себе в кабинет, который устроил на втором этаже, рядом с балконом, и выпил. А вечером незаметно, как тать, забрал свою лопату с соседского крыльца и спрятал в доме.

Временно справедливость на ограниченной территории была восстановлена…

Именовался этот двухэтажный кирпичный барак на четыре семьи — то, что в рабочем пригороде европейского города назвали бы town hause, — Коттедж. Стояло это одинокое строение посреди рабочего поселка и глядело барином. Вокруг были другие бараки, но одноэтажные, из досок и щитов, темные от старости и пролившейся на них за многие годы влаги, кучились ветхие сараи и курятники, вольно раскидывались веселые пестрые помойки с копошившимися там шелудивыми котами, спугивавшими клюющих птиц; здесь же, неподалеку, моталось белье на веревках, росли и плодоносили кусты смородины и рябины, кудрявилась картошка, ходили вислозадые бабы в телогрейках и резиновых сапогах, коли шел дождь, в жару — в цветастых тряпочных тапочках на грязных босых ногах и линялых ситцевых сарафанах; качаясь, шастали мужики. Ветер доносил до Коттеджа запах навоза с ближайшей фермы, аромат мусора, вонь прогорклого масла, на котором жарили пищу, и дощатых сортиров.


С этой книгой читают
Живая очередь

Многие из нас привыкли к тому, что поликлиники предназначены только для лечения людей. Но одно из таких лечебных учреждений становится для одиноких пенсионеров своеобразным домом — домом, где они могут найти приют и покой, поговорить друг с другом и уйти от проблем жестокого мира, лежащего вне стен поликлиники. Когда новый главврач начинает строить формальные препоны и "выжимает" стариков на улицу, им на помощь приходит молодежь — новая российская молодежь, смелая, уверенная, решительная, справедливая, не подвластная "крутым" авторитетам, неподкупная и умеющая понимать и ценить людей старшего поколения.


Скачущая современность

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».


Вена, операционная система

Новая книга Андрея Левкина, автора «Междуцарствия», «Цыганского романа», «Черного воздуха», «Мозгвы», «Счастьеловки», «Марпла». Автор снова создает частный жанр, для использования в единственном случае: это книга о Вене и ее можно даже использовать как путеводитель – субъективный, зато не по туристическим районам. Конечно, Вену составляют и те, кто создал эту великую городскую культуру, – так герой попадает в приключение. Ощутив, что начал взаимодействовать с городом и его людьми, он пытается понять, как и почему это происходит.


Шла шаша по соше

Макс Неволошин. В далёком прошлом – учитель средней школы. После защиты кандидатской диссертации по психологии занимался преподавательской и научно-исследовательской деятельностью в России, Новой Зеландии и Австралии. С 2003 года живёт и работает в Сиднее. В книгу включены рассказы о необдуманных обстоятельствах жизни автора, его родственников, друзей и прочих граждан вышеназванных государств.


Пляжный Вавилон

Легко ли работать на роскошном тропическом курорте?На какие ухищрения приходится идти топ-менеджерам, чтобы не потерять выгодных клиентов шестизвездочных отелей — русских бизнесменов и арабских шейхов?Как развеселить скучающего олигарха, осчастливить пресыщенного ближневосточного принца и привести в восторг капризную голливудскую диву?В туристическом бизнесе, как на войне, все средства хороши…Имоджен Эдвардс-Джонс и ее анонимный соавтор раскрывают скандальные тайны элитных курортов.Будет ли кто-то по-прежнему мечтать о Мальдивах и Канарах, прочитав эту книгу?«Пляжный Вавилон» — фантастически смешная и остроумная книга!«Heat»Масса полезной информации — и восхитительно колоритные персонажи.


Тот, кто хотел увидеть море

Тетралогия «Великое терпение» (1962–1964), написанная на автобиографической основе, занимает центральное место в творчестве французского писателя Бернара Клавеля. Роман «Тот, кто хотел увидеть море» — вторая книга тетралогии.


Бирюк. Зов одинокого волка

Рассказ с конкурса «Уши-Лапы-Хвосты», 2005 на proza.ruЛучшие рассказы, попавшие в Полуфинал.


Крылатый щен

Рассказ с конкурса «Уши-Лапы-Хвосты», 2005 на proza.ruЛучшие рассказы, попавшие в Полуфинал.


История Петербурга наизнанку. Заметки на полях городских летописей

Волей энтузиастов-мечтателей, а иногда по заказу начальствующих лиц рождались красивые легенды, способные украсить собою летопись любой европейской столицы… Не минула сия учесть и город на Неве. Его история буквально овеяна разного рода умыслами и небылицами. Многие эти фантазии уже въелись в плоть и кровь истории Петербурга — и автор не рассчитывает, что его книга радикальным образом изменит ситуацию. Кто хочет верить в красивое и судьбоносное — тот будет верить и впредь. Да и создатели многих современных сочинений о петербургской старине слишком уж пренебрегают критическим взглядом на вещи, часто забывая непредвзято взглянуть на прошлое и настоящее.


Может, оно и так…

В Страну Израиля приходит весна. Родители улетают на Мальту, а дедушка Финкель и внучка Ая, воспользовавшись их отсутствием, отправляются в поход по собственной квартире, по весенним улицам, по невозможным историям. Внучка требует рассказов о своей бабушке, которая не дождалась ее, а старого сочинителя ожидает на скамейке тайная подруга. Так проходят семь дней. Однако сюжет в романах Канделя не столь важен. Читатель ценит другое: мастерство детали, диалога, маленьких историй и музыкально-ритмичных переходов.Феликс Кандель родился в Москве, писал под псевдонимом Ф.


Другие книги автора
Гадание о возможных путях

Многие из этих рассказов, написанные в те времена, когда об их издании нечего было и думать, автор читал по квартирам и мастерским, срывая аплодисменты литературных дам и мрачных коллег по подпольному письму. Эротическая смелость некоторых из этих текстов была совершенно в новинку. Рассказы и сегодня сохраняют первоначальную свежесть.


Последние назидания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цветы дальних мест

Вокруг «Цветов дальних мест» возникло много шума ещё до их издания. Дело в том, что «Советский писатель», с кем у автора был заключён 25-ти процентный и уже полученный авансовый договор, испугался готовый роман печатать и потому предложил автору заведомо несуразные и невыполнимые доработки. Двадцатисемилетний автор с издевательским требованием не согласился и, придравшись к формальной ошибке, — пропущенному сроку одобрения, — затеял с издательством «Советский писатель» судебную тяжбу, — по тем временам неслыханная дерзость.


Дорога в Рим

Если бы этот роман был издан в приснопамятную советскую эпоху, то автору несомненно был бы обеспечен успех не меньший, чем у Эдуарда Лимонова с его знаменитым «Это я — Эдичка». Сегодня же эротичностью и даже порнографией уже никого не удивишь. Тем не менее, данное произведение легко выбивается из ряда остро-сексуальных историй, и виной тому блистательное художественное исполнение, которое возвышает и автора, и содержание над низменными реалиями нашего бытия.


Поделиться мнением о книге