Внезапное оживление нашей сцены составляет теперь самую занимательную новость. Г-н Гоголь, заслуживший громкую известность своими повестями, отличающимися высокою художественностью, обратил деятельность своего таланта на другую сторону искусства, комедию. Не нужно говорить, какое обширное, какое славное поле открывается здесь его деятельности; скажем только, что многого надеемся от г. Гоголя на этом поприще. Его оригинальный взгляд на вещи, его уменье схватывать черты характеров, налагать на них печать типизма, его неистощимый гумор – все это дает нам право надеяться, что театр наш скоро воскреснет, скажем более – что мы будем иметь свой национальный театр, который будет нас угощать не насильственными кривляньями на чужой манер, не заемным остроумием, не уродливыми переделками, а художественным представлением нашей общественной жизни; что мы будем хлопать не восковым фигурам с размалеванными лицами, а живым созданиям с лицами оригинальными, которых, увидевши раз, никогда нельзя забыть. Да, г. Гоголю предлежит этот подвиг, и мы уверены, что он в силах его выполнить. Посмотрите, какие толпы хлынули на его комедию, посмотрите, какая давка у театра, какое ожидание на лицах! Не приписывайте этого одной новости: русский человек часто поддается обману, увлекается мишурою, принимает новость за достоинство, но у него есть свое чутье, которое, против его воли, заставляет его ценить истинно изящное, хотя бы это изящное не нравилось ему вследствие его образа мыслей или даже оскорбляло бы его самолюбие. О, пусть только явятся драматические таланты, а то у нас будет театр, будут даже актеры, будет и публика, многочисленная, внимательная, благодарная. Нет ничего нелепее, как обвинять ее в холодности ко всему родному и пристрастии ко всему чужому. Посмотрите, с какою жадностию она читает и покупает все, и хорошее и худое, с каким мученическим терпением зевает в родном театре! Ей нужны только дарования, которые пристрастили бы ее к одному прекрасному, дали бы настоящее направление ее вкусу…
«Ревизор» г. Гоголя был дан четыре раза; но мы пока ничего не будем говорить ни о самой пьесе, ни об ее представлении: мы хотим глубже всмотреться, полнее изучить ее, потому что эта комедия есть истинно художественное произведение, требующее основательного изучения. Самая игра актеров достойна особенного внимания: она доказывает, что и артисты смотрят на эту пьесу не как на что-нибудь обыкновенное, но обдумывают и изучают свои роли. Мы скоро дадим полный отчет, как в пьесе, <так> и в ее представлении, а эти строки просим принять только за извещение[1].
Московские записки (с. 510–511). Впервые – «Молва», 1836, ч. XI, № 8, с. 209–211 (ц. р. 6 июня). В оглавлении XI части статья озаглавлена: «Новая комедия Гоголя». Без подписи.
На принадлежность настоящей заметки Белинскому указала Е. П. Серебровская в статье «Белинский о национальном театре» («Совет Эдебнаты», Ашгабад, 1943, № 12, с. 108–113). Аргументация Серебровской приведена: Белинский, АН СССР, т. XIII, с. 301–303.
Здесь верно отмечено, что характеристика таланта Гоголя в настоящей заметке близка к соответствующей характеристике в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя». Но в то же время такие аргументы, как высокое уважение автора заметки к таланту Гоголя, любовь к театру и т. д., не являются достаточно убедительными, так как все это может быть отнесено и к Надеждину. Не может служить убедительным аргументом и указание на фразеологический оборот: «Мы много надеемся от Гоголя» как якобы отличающий лишь стиль Белинского. Подобный оборот мы встречаем и у Надеждина в статье 1832 года («Мы… надеемся от г. Погодина многого для русской повести». – См.: Надеждин, с. 325), и у Булгарина в статье 1847 года («…Мы вполне надеемся от него чего-нибудь истинно прекрасного…» – «Северная пчела», 1847, № 8) и т. д.
Проведем поэтому несколько параллелей между «Московскими записками» и другими работами, вошедшими в наст. т., – параллелей, подтверждающих авторство Белинского. В рецензии на «Недовольные» Белинский отметил: внимание публики к пьесе «чрезвычайно радует как доказательство, что русская публика никогда и не думала быть холодною к отечественной литературе и особенно театру, как изволят уверять в этом люди…». Аналогичная защита публики от обвинений в холодности к отечественной литературе ведется в «Московских записках»: «Нет ничего нелепее, как обвинять ее в холодности ко всему родному и пристрастии ко всему чужому».
В статье «Стихотворения Кольцова» говорится: «Толпа слепа: ей нужен блеск и треск, ей нужна яркость красок… Но нет – этого быть не может! Ведь есть же и у самой толпы какое-то чутье, которому она следует наперекор себе и которое у ней всегда верно!» Ср. в «Московских записках»: «…Русский человек часто поддается обману, увлекается мишурою, принимает новость за достоинство, но у него есть свое чутье, которое, против его воли, заставляет его ценить истинно изящное…»
Оба суждения строятся на трех моментах, полностью совпадающих в своей последовательности и составляющих единую логику: 1) толпа увлекается мишурою, любит яркость, блеск. 2) Но у ней есть внутреннее «чутье», которое всегда верно. 3) Она отдается этому чутью «наперекор себе», «против… воли».
