Пакистан. Пешавар
21 февраля 1990 года
Наступал тайный час.
Ранние утренние сумерки сползали с фиолетового неба, постепенно освобождая из ночного плена заснеженные вершины гор и затянутые перламутрово-сизым туманом каменистые каньоны и зеленые долины. И вот уже первый розовый отблеск занимающейся зари коснулся островерхих каменных исполинов. Самый высокий из них поначалу робко зарделся, а через несколько минут внезапно полыхнул, как алмаз, всеми своими ледяными гранями и запылал долгожданным маяком надежды.
Князь тьмы отступал.
Рассветный зефир, вдоволь наигравшись с туманом, стремительно ворвался в цветущий на склоне долины сад. Принеся с собой свежесть высокогорных ледников и весенний аромат соцветий, он, заглушив монотонный треск цикад, смело впорхнул сквозь открытое зарешеченное окно в крохотную каморку на втором этаже просторного дома. Обдав знобким холодком спящего на узкой металлической кровати бритоголового мужчину, заставил его протяжно застонать и шевельнуться. По обнаженному, покрытому рваными шрамами телу человека пробежала крупная дрожь, воспаленные веки стали медленно приоткрываться. Потрескавшимися губами он жадно втянул в себя свежий воздух и тут же зашелся в удушающем кашле. Когда через несколько минут приступ прекратился, его мутные, наполненные нечеловеческой болью глаза стали постепенно приобретать осмысленное выражение.
Несмотря на адскую боль в голове, страдалец уловил едва различимые голоса и далекий лай собак. В его глазах мелькнула неосознанная тревога. Он напрягся и, преодолевая почти парализующую слабость, спустил с кровати худые, высохшие ноги, попытался встать. Однако сделать это удалось только после нескольких попыток.
Опираясь на спинку стула, мужчина подтянул непослушное тело к железной решетке окна, и его удивленному взору открылись стены добротной каменной кладки с колючей проволокой поверху, охватывающие по периметру большой двор. За ними угадывалось восточное селение – с домами, спрятанными за высокими дувалами, с мечетью и шпилем минарета, над которыми нависали размытые молочным туманом пики заснеженных гор.
Вдыхая ароматы цветущих фруктовых деревьев, мужчина с жадностью взирал на открывшийся перед ним мир. Сквозь умиротворенный покой окутанного рассветной мглой сада он расслышал плеск воды, а потом и разглядел за деревьями выложенный диким камнем бассейн с фонтаном, вокруг которого, нахохлившись, дремали грациозные павлины. В глубине сада угадывалась ажурная, в мавританском стиле беседка.
Где-то совсем близко снова послышались голоса. Человек напрягся и, выглянув из окна, посмотрел вниз. Прямо под ним сидели на корточках двое вооруженных мужчин в тюрбанах – один грузный, с пышной седой бородой, другой совсем юный, почти подросток, и вели неторопливый разговор на гортанном наречии.
– Больше года колода колодой, хоть бы Аллах забрал его, – провел ладонями по седой бороде грузный. – Но, видно, у Аллаха и без него забот хватает…
– Керим-ага, от кого мы охраняем русского гяура? – опасливо оглянувшись по сторонам, спросил юноша.
– С чего ты взял, что гяур – русский? – рассердился седобородый.
– Хазареец Рахимджат на прошлой неделе слышал, как гяур выкрикивал в бреду грязные русские слова. Рахимджат говорит, что такие слова доносились из окопов шурави под Хостом.
– Тс-с-с!.. Без языков останетесь ты и твой хазареец!
– А я так думаю, уважаемый Керим-ага, – не унимался юноша, – если наш хозяин прячет гяура от чужих глаз и заставляет охранять его днем и ночью, как не охраняют даже гарем падишаха, значит, нечестивый гяур, да укоротит Аллах его дни, стоит того…
– Аллах ему судья, а не мы с тобой, глупец!
– Керим-ага, Саид хотел лишь сказать, что наш хозяин Айюб-хан и его братец Али-хан очень любят зеленые американские доллары…
– Все их любят, да не всем они к рукам липнут… Но к чему ты клонишь?
– К тому, что эти шакалы хотят вылечить гяура и получить за него с шурави большой выкуп.
– Молчи, молчи, ишак!.. – Керим-ага зажал рот молодому стражнику и бросил испуганный взгляд на раскрытое окно второго этажа, где, как ему показалось, мелькнула тень. – Молчи, если не хочешь заживо сгнить у них в зиндане!
Молодой стражник провел ладонями по лицу и простер к небу руки:
– О Аллах Всемогущий, защити глупого маленького Саида от гнева злых шакалов Айюб-хана и Али-хана!..
Из-за стены, с высоты минарета, донесся пронзительный крик муэдзина. Заполошно захлопав пестрыми крыльями, потревоженные павлины скрипуче заголосили ему в ответ. Охранники быстро расстелили коврики и, опустившись на колени, лицами к разгорающейся полосе зари, приступили к утреннему намазу.
Хотя пленник не знал языка, на котором разговаривали охранники, он почему-то не сомневался, что разговор шел о нем. Он еще раз с удивлением оглядел комнату, в которой, кроме кровати, стула, умывальника и трюмо, больше ничего не было.
