СЫН ЛЮЦИФЕРА. ДЕНЬ 26-й.
И настал двадцать шестой день.
И сказал Люцифер Своему Сыну:
– Ни один человек не может выдержать искушения сомнением. Никто! Ни мужчина, ни женщина.
ЛЕГЕНДА.
«Зачем вам [правда]?»
Иосиф Бродский «Август».
«Иисус сказал ему: написано также
"не искушай Господа Бога твоего"».
Евангелие от Матфея.
1.
– Горько!.. Го-орь-ка-а!.. – Алымов кричал вместе со всеми, чокался, пил, хохотал; в общем, отрывался по полной. Гулял! Как и положено на свадьбе. В конце-то концов не каждый ведь день родная сестра женится. Тьфу! Замуж выходит. «Горь-ко!..»
Зря Валя не пошла, – с сожалением подумал он, опрокидывая очередную рюмку. – Говорил же ей. Нет, упёрлась!..
Валентина, жена Алымова, на свадьбу его сестры Надежды идти отказалась наотрез. Они с Надькой давно друг друга недолюбливали. Да не недолюбливали даже, а просто терпеть друг друга не могли! Как кошка с собакой.
Надька, как только увидела Валентину первый раз, сразу же сказала брату: «Ты что, получше не мог никого найти? Где у тебя глаза?»
Алымов тогда смертельно обиделся и не разговаривал потом с сестрой целую неделю. Впрочем, на свадьбу брата Надя все же пришла. В отличие от Валентины…
Ладно, впрочем. Все эти бабские дела!.. Лучше в них не лезть. Не соваться. Сами пусть между собой разбираются. Не пришла – ей же хуже! Пусть дома теперь сидит, дуется. Со своими обидами.
Алымов хлопнул еще одну рюмку и совсем повеселел. Всё было замечательно. Мир был прекрасен! Музыка прекрасная, настроение прекрасное, люди вокруг прекрасные!.. Всё прекрасно!
Добрые чувства переполняли Алымова. Хотелось сделать что-то хорошее. Заплакать от умиления. (Сестра всё же!.. Замуж выходит!.. За хорошего человека!..) Сказать что-нибудь умное и значительное… Чем-нибудь всех поразить… Удивить… Привлечь к себе всеобщее внимание! Подвиг какой-нибудь совершить. Ну, или, в крайнем случае, хотя бы еще выпить.
Алымов уже протянул было руку к стоявшей рядом с ним на столе бутылке «Смирновки», но в последний момент опомнился.
Не!.. Хватит пока, пожалуй! Чего-то я… Надо тормознуть немного. Чего я гоню! Успею еще нажраться.
Он с сожалением последний раз посмотрел на бутылку и со вздохом откинулся на спинку стула.
А может, и хорошо, что Вали нет? – пришло вдруг ему в голову. – Выпью хоть в жизни раз спокойно, по-человечески… А то бы каждую рюмку сейчас считала!..
Жену свою Алымов вообще-то любил. Ну, может, не как Ромео Джульетту, но любил. Верил ей, был искренно к ней привязан. Ну, в общем, любил. Любил, как умел.
Конечно, баба она была непростая, что и говорить, но… Кто из нас без недостатков!? Алымов и сам был не сахар. Скандалили, конечно, не без этого. Всякое бывало! Но это же нормально. Недаром ведь говорится: милые бранятся – только тешатся! Народная мудрость.
Да и какая баба не любит хоть бы время от времени зубки показывать? Это уж у них в крови.
Всё время тебя на прочность пробует. То так, то эдак. Если силой не получается – то лаской. И если почувствует где-то слабину – сразу же норовит тебя оседлать. А спроси ее: зачем тебе это, дура, надо?.. Сама не знает. Да ни зачем! Порода у них просто такая. Бабья.
Ласкаешься –
Потому что кошка.
Кусаешься –
Потому что сука.
Алымов как-то случайно наткнулся в Интернете на это коротенькое четверостишье, и оно ему очень понравилось. Он его потом несколько дней кряду всем цитировал и к месту, и не к месту. Даже в тетрадь потом специальную себе его записал. Правда, по памяти – в оригинале оно, кажется, было в другой разбивке и вообще без знаков препинания. Ну, не важно…
Алымов лениво оглядел стол. Веселье было уже в полном разгаре. Гости разбились на группки и оживленно между собой беседовали, выпивали, о чем-то горячо спорили, снова выпивали… Короче, всё как обычно. Путём. Как надо. Одна только Надька сидела трезвая и сияющая, как новенький пятак. Жених ее, впрочем, тоже, кажется, почти не пил. Так,.. пригубливал только.
Надо же… – с пьяной иронией подумал Алымов. – К брачной ночи они, что ли готовятся? Ребенка зачинать? Неужели она ему еще даже не давала ни разу?
Алымов испытующе посмотрел на сестру. Что она далеко уже не девочка, он знал точно. «Девочка»!.. Два аборта!
Понятненько… Заморочила, значит, парню голову. А еще про его Валентину чего-то там вякала!
«Да она такая!.. Да она сякая!.. Да ты посмотри!..»
Да ты лучше на себя посмотри! Скромница ты наша. Все вы, бабы, одинаковые!
– Да все они, бабы, одинаковые! – услышал вдруг Алымов, как эхо своих собственных мыслей, чей-то громкий возглас и даже вздрогнул от неожиданности.
Разговаривали двое. Какой-то незнакомый толстяк, в съехавшем набок галстуке, размахивал руками и горячо доказывал что-то своему соседу, невозмутимому элегантному мужчине лет сорока-сорока пяти, небрежно развалившемуся в кресле с бокалом вина в руке, и рассеянно и с видимой скукой ему внимавшему. Поймав взгляд Алымова, мужчина легко, одними глазами, улыбнулся и даже чуть заметно пожал плечами: «Видите, мол!.. Вот пристал!..»
Алымов невольно прислушался.
– ... на погибель человеков! В невестах-то они все хороши! – разглагольствовал толстяк. – Только оттуда же тогда злые жены берутся? Как сказал один умный человек: в природе из отвратительной гусеницы получается прекрасная бабочка, а у людей всё наоборот – прекрасная бабочка превращается со временем в отвратительную гусеницу.