21.01.1997
Венцислав Марков, долговязый восьмиклассник с бронзово-рыжими, цвета крепкого индийского чая, волосами и зелеными глазами, закрыл ворота гаража. Январский морозец тут же стал щипать его лицо, по спине побежали ледяные мурашки. Прямо перед ним возвышалась гора Витоша, хмуро проглядывавшая сквозь клубящуюся мглу. Юноша накинул капюшон куртки и зашагал вверх по пустынной улочке — вдоль нее с двух сторон тянулись уже спрессовавшиеся грязно-белые сугробы, сползавшие на мостовую. Там, на сером полотне проезжей части, поблескивали мазутной амальгамой заиндевевшие лужи. Воздух, тяжелую гущу которого непрерывно пронзали мчавшиеся по Перникскому шоссе машины, давил на плечи и, казалось, оседал в легких.
Но на душе у юноши было легко. Он представлял свою душу гигантской бабочкой, яркой и теплой, расправившей крылья во всем его существе. Теперь Венцислава уже не беспокоила мысль о том, что его пистолет даст осечку. Что самодельный механизм дает только глухой щелчок, и сотни часов, проведенные в гараже, были ни к чему. Внизу шумела Владайская река мертвая вена природы.
«Милая моя, я спешу к тебе в гости, — думал Венцислав Марков. — Я несу тебе подарок…» Пальцами он коснулся довольно странной штуковины, лежащей у него в кармане, — пистолета. Пистолет? Но разве можно было так назвать этот прибор, о существовании которого человечество даже не подозревало? Например, на ощупь он сильно походил на замороженную рыбину. Тут Венцислав вновь ощутил бабочку в своей груди. Она вздрогнула, ее крылья сказочно засияли… Восьмиклассник вдруг вспомнил о древнем путешественнике Евлии Челеби.
Это было, он отлично помнил дату, в 1652 году. Тогда Евлия Челеби, географ-любитель, путешественник и секретарь визиря Малика Ахмед-паши, побывал именно в этих местах. И наверняка вкушал чистые дары того далекого прекрасного — каракачанского ягненка, дивные плоды деревьев и земли, различную рыбу, жаренную на сливочном масле… О, Евлия-эфенди, неужели это правда, что в витошских водах ты ловил форель по 6–7 ока[1] каждая — существо, выскальзывавшее даже из-под твоего пера?..
Пока юноша перебирал в памяти путевые заметки турецкого путешественника, улочка резко свернула вниз и потянулась вдоль Владайской речки.
Венцислав пересек полянку, заиндевевшая трава которой показалась ему старым серебром. Дальше открылась свалка, где громоздились проржавевшие останки машины. Потом миновал покосившуюся лавочку, щербатый забор и унылые кусты и вышел к намеченной цели. Теперь, присев на корточки, Венци мог опустить ладонь в воду. Река здесь была не шире трех метров, жалкая, незащищенная. По дну, извиваясь, ползали длинные ошметки картона и нейлоновые чулки, зеленым пятном выделялся пластмассовый таз, чуть подальше, среди камней, хищно поблескивала красная резина автомобильного щитка, а рядом — обод мотоциклетного колеса.
Сжав зубы, Венцислав Марков оглядывал речную коллекцию. Как быстро и щедро она увеличивалась! Картонные пакеты из-под молока, апельсиновые корки, тряпки, скелет какой-то железной птицы с запутавшимся в нем старым бельем, куски застоявшейся пены, игрушечный грузовик. Несло трупной, ядовитой вонью. Юноша достал свой прибор. Январское солнце весело сверкнуло на поверхности рыбообразного пистолета. Еще в гараже Венцислав поставил временной механизм на определенное число. Оставалось только нажать на спуск: почти неуловимое движение пальца, прыжок в тайну. Подул ветерок и, скинув легкий капюшон, взъерошил темно-рыжие, цвета индийского чая, волосы юноши.
29.04.1996
Янко Михов, невзрачный человек, обладал незаурядным журналистским талантом, и не было ничего удивительного, что он был буквально завален разнообразными обязанностями.
Пронзительной трелью звенел телефон в единственной комнате редакции. Мягкой, трепетной электронной улыбкой ему вторила внутренняя селекторная установка. В ближайшем левом углу бормотал что-то телевизор, в дальнем — в двух шагах от начальника — машинистка с пламенеющими, как спелая клубника, ушками выстукивала очередную сенсационную «бомбу». В дальнем правом углу дежурный редактор, четверо постоянных сотрудников и художник яростно спорили, перескакивая с одной темы на другую, а перед самим Миховым, облокотившись на стол, маячил ответственный секретарь:
— Шеф, докладываю по номеру девятнадцать. На первой странице — «Когда в Софии появятся европейские закусочные?», «Где же планетарий Софии?», с переносом на седьмую страницу, «Музей Фэна номер один…».
— Откуда еще этот фэн взялся? — застонал Янко Михов.
— Фэн номер один — это Форест Аккерман из Голливуда. С его частным музеем фантастики читателей знакомит Любен Дилов. Сто тридцать восемь строк, три фото и автограф. Я оставил для репортажа место на второй странице…
Главный редактор газеты «Пришло мне в голову…» нервно пригладил разбросанные по столу листы. Только что он получил письмо с давно ожидаемой блиц-анкетой, которую ему хотелось включить в очередной номер. «Горячий парень, — подумал редактор о секретаре. — Как бы с ним поступить погуманнее? Может, отправить в командировку? И сам свет повидает, и мир его увидит. Но куда? Ага, придумал…»