Эшара прибыла в Королевскую Гавань в цветущей свите принцессы Элии. В памяти до сих остался резко ударивший в ноздри запах рыбных потрохов и пота, который царапал лёгкие после благовоний и специй Дорна. Столица уже тогда ей казалась прогнившим змеиным гнездом, где пировали стервятники, шлюхи и уродцы. И евнухи. Да, ещё евнухи.
Но Эшара терпела: сжимала кулаки до побеления костяшек, кусала губы и… терпела. Так было нужно Элии, несчастной, загнанной, покинутой Элии, у которой никого, кроме верных подруг да братьев не осталось. Потом появились Рейенис и Эйегон, но и это не спасло её от одиночества. А потом Элии не стало. Вот так.
Судьба фрейлины — умереть со своей госпожой, но Эшара пережила и Элию, и Рейенис, и своего брата. И осталась стоять на краю пропасти — вместе с драконьим королём. Он сжимал её руку и обещал-обещал-обещал… Слова лились, как раскаленная смола, как елей, как сладостный нектар девственных цветов, обволакивал зияющую пустоту в их душах. Они остались вдвоем на обломках былого величия: мать без своего дитя и король без короны. Корону Рейегару, правда, потом принесли Талли. А он сдержал обещание — женился на рыжеволосой, стройной, как ивовое дерево, Кейтилин. Рейегар же честный человек.
У Эшары тогда не было ничего — одна любовь к королю. Она стояла на коронации, рассыпав свои чёрные кудри по точёным плечам, и тихо плакала. Слёзы катились градом по щекам, капали на раскрасневшиеся губы и солёностью отдавали на кончике языка. Любовь к королю была горькой на вкус.
А вот его милость — сладкой. Сладкой, как мёд. Сладкой, как власть.
Кейтилин Талли была королевой лишь на словах. Весь двор кланялся перед леди Дейн; её приглашали на охоту, представляли послам, допускали на Малый Совет. Поначалу лорды и вассалы хмурились — легкомысленная девчонка в шелках, может, и грела Его Величеству ложе, но ума-то ей это не прибавляло. Но потом прикусили языки и они, ибо Эшара, приторно улыбаясь и обмахиваясь веером, давала советы лучше, чем седовласые мейстеры.
Королева никогда не ревновала. Она находила утешение в молитвах, в помощи бедным и немощным, в своей дочери… Кассана была прекрасным ребенком, с россыпью огненных волос и вздернутым носиком. Эшара воспитывала её и учила, но полюбить так и не смогла — чужая кровь.
События предыдущих лет быстро пролетели перед глазами Эшары, но все они меркли перед сегодняшней трагедией…
* * *
В коридорах набилось много народу, носились слуги с мокрыми простынями, кричали и спорили лекари. Принц Эйегон обнимал за плечи свою невесту и что-то нежно шептал ей на ухо. Лорд, леди Старк и их сын Брандон о чем-то тревожно шептались со стражей.
Сквозь витражные окна сочился лунный свет и оседал в пляшущих пылинках. Знойный дрожащий воздух, наполненный сумрачным гамом, набивался в легкие и не давал вздохнуть — у Эшары кружилась голова. Мир исходился призрачным паром под натиском драконьей смерти: небо озаряли далёкие вспышки молний, морские волны глухо ударялись об отвесные скалы, низко к земле парили стервятники. Эшаре казалось, будто земля уходит из-под ног.
Гудение голосов все росло и туманом поднималось под своды твердыни. Темные плащи хлопали на ветру, как паруса пиратских кораблей.
Леди Дейн стоит прогнать по улице плетью… Когда король умрет — ей несдобровать… Это рыцарь с птичьими крыльями на шлеме — кто он?.. Леди Серсея Старк о чем-то говорит со стражей… У неё руки в перчатках, так странно… Неужели, Таргариены пали так низко?.. Истинный сын своего отца…
Сама Эшара молчала, и ей казалось, что пырни её ножом — из неё польётся не кровь, а несказанные, прогнившие слова испуганной дорнийки, которая только прибыла в столицу. Если Рейегар умрет, ей не жить. Дело даже не в гневе королевы и придворных; Рейегар — последний серебряный луч, озаряющий ей путь из мрака.
Или во мрак.
Дверь опочивальни короля раскрылась, обнажая полоску густого маслянистого света. Кейтилин, Эйегон и Кассана переглянулись и тут же кинулись в комнату, расталкивая мейстеров, а гости притихли, задержав дыхание.
Король испускал дух.
Казалось, воздух застыл, как капелька янтаря, а ноги увязли в древесной смоле. Ей хватило мига, чтобы понять. Мига.
Эшара перестала разглядывать неспокойный пейзаж за окном и побежала к двери. Сквозняк ядовитым плющом обхватил лодыжки, в горле всё сжалось.
— Пустите! — вскрикнула она. — Пустите, ради Семерых! Король! Рейегар! Скажи им!
Рейегар ничего не сказал. Через щель закрывающейся двери она увидела покрасневшего государя и своего любовника, разметавшегося в бреду. Пепельно-серебристые волосы, заплетённые в растрёпанную косу, покоились на мокрой от пота подушки. Кейтилин обернулась на Эшару и шикнула стражам, чтоб дверь закрыли.
Это было унизительно до ужаса — Эшара сжала пальцы, обхватив свою небесно-голубую шаль. Лорды и леди зашушукались у неё за спиной; Серсея Старк сказала достаточно громко, чтоб все услышали:
— Верная собачка. Что же с ней будет, когда хозяин умрёт?
— Милость короля стоит чести, — хмыкнул Брандон Старк. Эшара не развернулась, хотя холодок отвращения пополз по открытой спине.
— А гнев королевы — жизни, — буркнул, кажется, Ренли Баратеон — правитель Штормового Предела.