Февраль 1194 года
Англия, замок Кенилворт
Дверь спальни скрипнула и медленно отворилась.
Стоук де Брейси, граф Блэкстоун, приоткрыл один глаз. В алом свечении догоравших в очаге поленьев он увидел черный силуэт и человека, который крадучись двигался к его кровати. Злоумышленник старался держаться подальше от струившегося из очага тусклого света и походил скорее на бесплотную тень, нежели на живое существо.
Еще во времена бесчисленных стычек с неверными в Святой Земле Стоук завел привычку ложиться спать с «Глазом дракона» — своим длинным обоюдоострым мечом, не раз и не два спасавшим ему жизнь. Не выдавая себя даже малейшим движением, Стоук стиснул рукоять меча.
Хотя ночной гость двигался осторожно, Стоук услышал тихий шелест его шагов и напряг мышцы, готовясь к отпору. Убийца подошел к резному изголовью кровати, вытащил из ножен длинный меч и взмахнул им.
Стоук перекатился вправо.
Сверкнув, как молния, меч убийцы обрушился на постель и рассек матрас и подушку слева от Стоука. Убийца мигом понял свою промашку, размахнулся и нанес новый удар. Стоук перекатился на постели влево, и вновь леденящая сталь клинка миновала его: лишь ожгла, как огнем, обнаженное плечо.
Стоук выхватил из-под одеяла «Глаз дракона» и нанес ответный удар.
К несчастью, рыцарь размахнулся слишком широко, и острое как бритва лезвие «Глаза дракона» перерубило стойку балдахина, не причинив убийце никакого вреда. Навес рухнул, вишневого цвета покрывало накрыло Стоука с головой и заслонило от него убийцу. В мгновение ока Стоук выпутался из покрывала, сжимая в руке меч, обежал вокруг кровати и вскинул клинок над головой, собираясь покончить с убийцей одним страшным ударом. В комнате, однако, уже никого не было. Стоук подбежал к двери и высунул голову в коридор — пусто. Ночной гость бесследно исчез.
Март 1194 года
Англия, замок Сент-Вейль
Длинные мечи скрестились. Когда металл соприкоснулся с металлом, полыхнули искры, и свежий утренний воздух наполнился задорным звоном. Сэр Уильям Мэндвил значительно превосходил своего противника ростом и шириной плеч, поэтому он играючи отразил его выпад и, отвечая ударом на удар, рубанул тяжелым боевым мечом.
Его соперник поднял щит и отразил удар. Уильям ухмыльнулся и взглянул на щит нападавшего с таким плотоядным видом, будто перед ним был кусок бифштекса, который ему предстояло проглотить. С шумом выдохнув, он вновь опустил на него тяжелый клинок. Удар оказался сокрушительным. Хрупкий воин потерял равновесие и рухнул в грязь. Щита он, однако, не выронил, и Уильям рубанул его снова. На этот раз щит отлетел в сторону, и Уильям, приставив к горлу противника острие меча, произнес:
— Сдавайся, Голубка! Иначе я прикажу приготовить из тебя жаркое для вечерней трапезы.
— Прикажи, милорд, прикажи, только смотри, как бы мои кости не встали у тебя поперек горла.
Голос хрупкого рыцаря звучал глухо из-под тяжелого, похожего на горшок боевого шлема.
Сыновья Уильяма — Эвел, Седрик и Гарольд — покатились со смеху.
Шутка поверженного бойца понравилась, поэтому к братьям присоединились пятнадцать рыцарей и оруженосцев, кольцом обступивших учебное ристалище. Впрочем, смех длился недолго. Сэр Уильям одарил собравшихся мрачным взором. Веселье прекратилось, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь звонкими трелями крапивников, сидевших в кронах деревьев, и блеянием ягнят, пасшихся на лугу, футах в пятидесяти от ристалища. Хотя сэр Уильям испытывал удовлетворение от того, что вассалы беспрекословно повинуются ему, мрачное настроение не покидало его. Он посмотрел сквозь узкие прорези в шлеме в устремленные на него золотистые глаза воина.
— За твой длинный язык мне следовало бы выпороть тебя, но утром я обещал нашему капеллану почаще проявлять милосердие, потому пока живи. — Вложив меч в ножны, сэр Уильям протянул сопернику руку и помог ему подняться.
Хрупкий воин воспользовался предложенной помощью.
— Похоже, милосердие овладевает тобой всякий раз, когда тебе удается взять надо мной верх. С чего бы это?
— Не вызывать же тебя на поединок! У тебя не хватает сил по-настоящему владеть мечом, поэтому приходится терпеть твои выходки, — криво улыбнулся сэр Уильям.
— Если бы мы сражались копьями, тебе не удалось бы так легко одолеть меня.
Воин снял шлем и улыбнулся. На спину его упали золотистые косы толщиной с запястье Уильяма.
Рыцарь положил тяжелую руку на плечо дочери, обнял ее и поцеловал.
— Вот в этом ты совершенно права, Ларк, но я не настолько глуп, чтобы позволить сбить себя с лошади на глазах собственных сыновей и вассалов.
— Ты хочешь сказать, что сжульничал при жеребьевке, когда мы выбирали оружие?
— Не то чтобы сжульничал, но, признаю, краем глаза мне удалось подсмотреть, в какую руку Эвел взял соломинку.
— Ну ты и хитрюга!
Девушка ткнула отца кулачком в грудь и улыбнулась ему, несмотря на полученные на ристалище синяки и шишки. Эту улыбку дочери Уильям любил больше всего на свете. Он заглянул в ее медовые глаза и возблагодарил Пресвятую Деву за то, что Ларк ничем не походит на другую его дочь, Элен, которая все свое время отдавала хозяйственным заботам, а сказать отцу доброе слово или хотя бы тепло ему улыбнуться обычно забывала. Нет, Ларк была не такой. Она обожала отца и со всей страстью своего горячего, отважного сердца требовала от него ответного чувства. При этом в ее натуре вместе с жаждой любви уживалось редкостное, несвойственное девушке мальчишеское упрямство. Такие противоречия в характере дочери не пугали Уильяма. В тот момент, когда Ларк агукающим младенцем впервые ухватилась крохотными ручонками за его палец, взгляд ее золотистых глаз навсегда пленил отца. Уильям считал, что Ларк отличается от других его детей, как пламя от льда.
