Музей в последние годы притягивает к себе, подобно магниту. В самом деле, кто откажется постоять в раздумье под соснами пушкинского Михайловского, подняться по скрипучим ступенькам в мезонин на московской Малой Молчановке, помнящей юного Лермонтова, своими глазами увидеть потертый старый портфель Николая Васильевича Гоголя, хранивший рукопись «Мертвых душ», подышать воздухом там, где жили Достоевский, Толстой, Чехов!..
Литература живо откликается на эту насущную потребность времени, и не случайно традиционные журналистские жанры сегодня взяты на вооружение теми, кто увлеченно рассказывает нам о мемориальных музеях, книгохранилищах, о вещах, звуках, красках, связанных с дорогими для нас именами.
Для молодого литератора Юрия Осипова интерес к «музейной теме» — давний и прочный. Его очерки часто печатаются в таких массовых периодических изданиях, как «Огонек», «Смена», «Юность», появляются на страницах фундаментального альманаха «Памятники Отечества». Автор умеет открыть новое в старом, казалось бы, общеизвестном, зримо представить личность художника на фоне его среды, окружения, рукописей, книг, рисунков, высветить узловые моменты судьбы, творчества. Вкус к выразительной предметной детали, строгий лиризм описаний органично сочетается в этих очерках с насыщенностью мысли.
Вопросы сохранения памятников культуры, которые автор поднимает в своей книге, сегодня волнуют нас как никогда. Поэтому думается, что первая книга Юрия Осипова привлечет внимание читателей.
О милых спутниках, которые наш свет
Своим присутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет.
Но с благодарностию: были.
В. А. Жуковский
Два века, минувшие в 1983 году со дня рождения Василия Андреевича Жуковского, подтвердили правоту пушкинского пророчества: «Его стихов пленительная сладость // Пройдет веков завистливую даль…»
Великий русский поэт и «учитель поэтов», первый наш романтик, познакомивший читающую Россию с сокровищницей западноевропейской и восточной лирики, был к тому же еще и профессиональным мастером-рисовальщиком. Его обширное изобразительное наследие (можно сослаться на обстоятельную работу П. Корнилова «Офортные занятия В. А. Жуковского») изучено далеко не полностью. В свое время сын поэта, Павел Васильевич, передал Публичной библиотеке свыше тысячи рисунков отца. Сотни других офортов, гравюр, литографий и акварелей Жуковского рассеяны по разным собраниям.
Томский университет, где хранится богатейшая библиотека Василия Андреевича, включающая книги с пометами Пушкина, Гнедича, Батюшкова ну и, конечно, самого владельца, выпустил недавно ее научное описание. Теперь черед за каталогом графики Жуковского, собранной на обширной юбилейной экспозиции.
Подобной выставки Москва не видела давно, с 1902 года, когда торжественно отмечалось пятидесятилетие со дня смерти Гоголя и Жуковского, двух друзей, ушедших почти одновременно. Та выставка была развернута в залах Исторического музея. И вот ее раритеты встретились вновь под сводами отреставрированного особняка в Трубниковском переулке. А рядом — столь же ценные экспонаты из фондов Литературного, Исторического и Русского музеев, Всесоюзного музея А. С. Пушкина.
Трех лет кропотливого труда, объединенных усилий четырех ведущих музеев в Москве и Ленинграде потребовала подготовка этой экспозиции. Причем за пределами ее остался огромный массив рисунков Жуковского в Ленинградской академии художеств, Пушкинском доме, Эрмитаже…
Поистине символично, что графика Жуковского украсила ныне стены, некогда хранившие знаменитую остроуховскую коллекцию живописи. И не где-нибудь, а в полном литературных преданий уголке старой Москвы. Мы узнаем неповторимый облик этих домов и улиц на рисунках поэта, как узнаем на них Лужники, Симонов монастырь, пруд, в который бросилась бедная Лиза в повести Н. Карамзина…
Но все это только одна сторона изобразительного творчества Жуковского. Другая дополняет его стихи, дневники, письма, помогая нам лучше понять внутренний мир поэта.
Он рисовал незабываемое
Рисунки Жуковского доносят до нас живой образ его сердечных привязанностей, памятные ему места и события. Подчас трагические.
«Пушкин на смертном одре»… Вглядываешься в скупые штрихи и невольно начинаешь шептать мерные строфы траурного гекзаметра:
Он лежал без движенья, как будто по тяжкой работе
Руки свои опустив, голову тихо склоня…
…Николай Васильевич Гоголь, задумавшись, присел на край невысокой каменной ограды, чуть повернув в нашу сторону мягко очерченное лицо. Глаза слегка прищурены, волнистые волосы отброшены со лба. Через несколько дней ему исполнится тридцать.
Это один из лучших портретов создателя «Мертвых душ».
«Мы с Жуковским на лету рисовали виды Рима, — сообщал Гоголь Данилевскому и восторженно прибавлял, что Жуковский «в одну минуту набрасывал по десятку рисунков, чрезвычайно верно и хорошо».
В субботу, едва вырвавшись из карнавального водоворота на Corso, Василий Андреевич снова рисовал своего друга. Он изобразил его в профиль, разговаривающим с С. П. Шевыревым и 3. А. Волконской на аллее, ведущей к вилле. По этому рисунку можно судить о росте писателя, его фигуре, костюме.