Меж крутых бережков

Говорят, в родные места лучше всего возвращаться по зеленой траве, в ту пору, когда цветет черемуха и всю ночь до рассвета безумствуют соловьи. Кто знает, может, и правда, лучшей поры не сыскать для возвращения, только Феня приехала домой совсем в другое время. Так уж случилось…

Вот оно, Микулино, вот оно совсем уже близко! Из-за горизонта навстречу Фене выбежал ветряк. Обрадованный ее появлением, ветряк изо всех сил замахал крыльями: сюда, к нам, к нам! Феня остановилась на пригорке и от радости не может перевести дыхания. Все взволновало ее: и беспокойный крик грачей, и запах талого снега, и ветряк, машущий крыльями.

Край отчий! Мил и дорог каждому ветер с твоих полей, скликающий нас к местам детства. Позовет он издали, за тысячи километров, поманит горьковатым душком терновой коры, оттаявшей в саду в дни предвесенья, взволнует благоуханием темных боров, сена, парного молока… До боли сожмется в груди сердце…

Больше года не была Феня в Микулине. Прошлой зимой, когда училась в девятом классе, из Москвы в село пришла весточка, написанная рукой незнакомой женщины. Коротко сообщала она родителям Фени о том, что единственная сестра отца, Анна Крапивная, тяжело заболела и просит кого-нибудь из родных присмотреть за ней.

Отец и мать весь вечер советовались, как быть, и решили в конце концов послать Феню. Характер у нее терпеливый, мягкий, послушнее вряд ли сыщешь. А самим не вырваться, где там: то хлопоты по хозяйству, то ребятишки.

— Поезжай, дочка, уважь тетку.

Феня подумала: «И в самом деле, как не уважить?»

— А учиться, мам?

— Там и учиться будешь. В Москве школ хватит. Учиться в Москве!..

Не раздумывая, Феня собрала немудреные свои пожитки и уехала.

Поезд на Казанский вокзал прибыл около одиннадцати утра. Феня вышла на Комсомольскую площадь и растерялась: какая большая ты, Москва, — светлая, воздушная, открытая!.. Куда-то все несется, торопится — и машины и люди. Живое кипение широких улиц подхватило Феню, увлекло своим порывом, и она, сама того не замечая, распрямив плечи, вскоре затерялась в гудящем людском потоке.

Изредка Феня останавливалась и, запрокинув голову, несколько секунд смотрела на головокружительный взлет стрельчатых башен высоких зданий, купающихся в лучах солнца, затем шла дальше и все оглядывалась, пытаясь унести в своей памяти светлые видения громадных дворцов, но людской поток не давал ей подолгу задерживаться, увлекал вперед. А что это такое показалось на площади — здание, увенчанное арочным сводом? Феня едва-едва разобралась в беглом мелькании букв: «Метро». «Мне до Сокола нужно», — припомнила Феня и вместе со всеми вошла под арку.

Когда она спускалась в метро, лицо ее выражало то робость, то удивление. Вот какая ты, Москва, вот какие люди живут в твоих огромных домах! Это они построили и высотные здания, и дворцы под землей и украсили город садами. Слава их увековечена: Феня видела ниши, а в нишах парней и девушек из бронзы с отбойными молотками в руках. Как живые… Она гордилась ими. Часть этой гордости падала и на долю тетки Анны. Тетка Анна живет в Москве и тоже, наверно, причастна к этим большим, прекрасным делам. Феня никогда не видела тетку, но уважала ее.

Выйдя из метро, она подумала было у кого-нибудь спросить, каким трамваем ехать до Покровского-Стрешнева, но, заметив, что все очень торопятся, застеснялась, стала в сторонку. И вдруг увидела у лесов строящегося дома пожилую женщину в ватнике. Женщина эта выглядела точь-в-точь как микулинские доярки. На Феню сразу повеяло чем-то родным и близким.

— Скажите, пожалуйста, — робко обратилась она к женщине, — как доехать до Покровского-Стрешнева?

Серые глаза тетеньки посмотрели на Феню ласково и понимающе.

— А вот завернешь за угол, — показала она рукой влево, — там ходит трамвай. Недалеко тут.

Руки ее были шершавы и обветрены. Немного припухшие угловатые пальцы почти не гнулись. «Как у нашей Матрены», — подумала Феня.

Тетку Анну Феня застала в постели.

— Деточка ты моя, — жарко зашептала больная, прикладывая угол косынки к глазам, — дай-ка я на тебя погляжу. Какая большая да хорошая!

Говорила Анна тихо, то и дело всхлипывая.

Поправлялась она быстро и все хвалила Феню за уход, и та рада была, что помогла родному человеку подняться на ноги. Через неделю тетка встала и собралась по каким-то делам к знакомым.

— Давай и ты со мной, одевайся, Феняшка, да возьми вот эти чемоданы, — сказала тетка.

У знакомых Анна долго о чем-то шепталась за перегородкой, а потом ушла с хозяйкой в соседнюю комнату и оттуда через полчаса вышла с теми же чемоданами — меньший из них дала Фене, а побольше взяла сама. Чемодан был теперь куда тяжелее. Перехватив вопросительный взгляд племянницы, тетка пояснила:

— Надомница она, хозяйка-то, платья шьет, а я отвожу на склад, экспедитором в ателье работаю.

Обязанностей, как узнала Феня, у тетки было не так много, но иногда она пропадала по целым дням, появлялась поздно и, прикрыв окно шторами, ложилась в постель и все жаловалась на астму.

Видя ее сильно уставшей, Феня говорила:

— Давай-ка я помогу тебе, тетя.

Анна рада была внимательности Фени и часто поручала то отнести, то принести чемоданы. Иногда Феня ходила за продуктами, готовила ужин или обед.