В этот день ее вызвал сам Чернов. После событий января девяносто первого года и ухода в отставку генерала Маркова именно генерал Чернов, бывший прежде его заместителем, стал руководителем специальной группы «Кларисса». И именно он теперь вызвал к себе одного из лучших сотрудников группы — полковника Марину Чернышеву.
Несмотря на свой возраст, — ей шел уже сорок второй год, — женщина по-прежнему сохранила свою удивительную фигуру и красоту, не только не стертую годами, наоборот, обретающую внутреннее очарование, передаваемое мудростью и опытом. Много лет назад, во время операции в Южной Африке, они были даже близки, Но связь длилась недолго. Они оказались слишком разными людьми. Их связывала только общая работа и способность аналитического мышления. Но если сам Чернов был больше практиком, планируя и осуществляя самые дерзкие операции Первого главного управления КГБ СССР и действуя часто не только в обход закона, но и попирая моральные нормы, то Чернышева в последние годы больше занималась аналитической работой, выполняя особые задания бывшего руководителя группы генерала Маркова.
После того, как в марте девяносто первого генерал Марков ушел на пенсию, Чернышева занималась разработкой операции в Чехословакии по закреплению бывшей агентуры КГБ в этой стране. В июле операция была практически закончена, и все старые связи были либо прерваны, либо восстановлены. И вот новый вызов к генералу.
В их группе никогда не надевали форму и каждый волен был сам выбирать стиль гражданской одежды, сообразуясь со своими вкусами и привычками. Марина любила брючные костюмы. Даже в эту летнюю жару она была в светлых широких брюках и в белой блузке, плотно облегающей ее тело. Войдя в кабинет генерала, она коротко кивнула в знак приветствия и, не дожидаясь приглашения, прошла к столу, села напротив Чернова.
— Добрый день, Марина Владимировна, — сказал, как всегда улыбаясь, Чернов. Он обращался к ней по имени-отчеству, словно подчеркивая ее возраст и забывая о том, что они когда-то были близки.
— Добрый день, Сергей Валентинович, — она отвечала таким же образом, подчеркивая еще более почетный возраст самого Чернова, которому было уже за пятьдесят.
— Ваша работа по пражскому направлению заслуживает всяческого поощрения, — отметил генерал, — я докладывал о вас самому Шебаршину. Он хочет с вами встретиться. Надеюсь, вы не имеете ничего против?
Сарказм в его словах был понятен. Генерал-лейтенант Леонид Шебаршин вот уже два года возглавлял советскую разведку. Именно ему фактически подчинялась группа «Кларисса», о существовании которой не знали даже многие высокопоставленные офицеры ЛГУ КГБ СССР.
Сотрудники «Клариссы», кроме самого руководителя группы, почти никогда не появлялись в Ясенево, где находился основной центр руководства советской разведки. Они существовали автономно, словно отдельный остров в бушующем океане спецслужб.
— Что-нибудь случилось? — спросила Чернышева.
— Это связано с Прагой, — кивнул Чернов, — вы ведь так и не смогли выйти на «Кучера»?
— Я вам докладывала, — недовольно нахмурилась Чернышева. — «Кучер» был резидентом Чехословакии в ФРГ. После пражской «бархатной революции» и объединения Германии он замолчал. Настоящая фамилия этого человека Флосман, но в Мюнхене он был известен под фамилией Балика.
— Я все помню. Но вам так и не удалось найти этого Флосмана-Балика. Подозреваю, что именно из-за него Шебаршин и хочет с вами увидеться.
— Мы нашли всех. Установлены все остальные, — сказала Чернышева, вспоминая: — Заградка, Ступка, Капек, Здражил. Всех, кроме Флосмана. Он исчез в Мюнхене и, несмотря на все наши попытки его обнаружить, мы не смогли его найти. Подозреваю, что он просто сбежал. Или уехал в какую-либо другую страну. В Прагу он не вернулся.
— Во всяком случае, у меня спрашивали именно о нем, — сказал Чернов, — поэтому через час мы должны быть в Ясенево. Выезжаем через двадцать минут. Надеюсь, все дело вы помните достаточно хорошо.
Она поморщилась. Этот ернический тон Чернова ей не нравился. А он вдруг, серьезно посмотрев на нее, сказал совсем другим тоном.
— Хорошо выглядишь, Марина.
— Стараюсь. Пока еще нравлюсь мужчинам.
— Я это по себе чувствую. Всегда спрашиваю себя, почему у нас так ничего и не вышло?
— Не знаю. Наверное, не судьба.
— Какая судьба, — отмахнулся он, — просто ты никогда ко мне особенно хорошо и не относилась. Я это всегда чувствовал.
— Неправда, — возразила она, — я всегда ценила тебя как лучшего среди нас профессионала. Ну, может, второго, после Маркова. Ты и был лучшим. Но…
— Вот именно — но. У тебя в запасе всегда было «но».
— Это зависело не только от меня. Если хочешь откровенно, я тебе скажу. У тебя раздвоение личности. Когда ты попадаешь за рубеж, то сразу превращаешься в осторожного, умного, заботливого, надежного партнера. Я ведь помню, как ты работал со мной в Родезии и в Чили. А когда возвращаемся домой… Тебя словно подменяют. И ты теряешь всякий контроль. Даже в постели ты совсем другой. Извини. Я не хотела тебя обижать.
— Другой — это хорошо или плохо?
— Плохо. Здесь ты более черствый, более равнодушный, более жестокий. Все то, что тебе удается подавлять там, ясно проявляется здесь. Я не хотела этого разговора, ты сам первый начал.
