Наша встреча не была подстроена. Ни мной, ни Эдом, ни скрытыми руками, якобы дёргавшими его за ниточки. Я не был мишенью, а Эд провокатором. Мы не находились под наблюдением, тайным или явным. Он бросил мне спортивный вызов. Я его принял. Пошли игры. Не было ни плана, ни конспирации, ни тайного сговора. Какие-то события в моей жизни — теперь их, правда, немного — поддаются единственному прочтению. Именно такой была наша встреча. О чём я не уставал повторять, сколько бы раз меня ни заставляли её описывать.
Субботний вечер. Баттерси, южный район Лондона. Я сижу в Атлетическом клубе, где числюсь почётным секретарём (довольно бессмысленный титул), в шезлонге с мягкой обивкой возле закрытого бассейна. Клуб, напоминающий пещеру с высокими стропилами, занимает часть бывшей пивоварни — с бассейном и баром в разных концах, а между ними проход, ведущий в раздевалки и душевые.
Я сижу лицом к бассейну и боком к бару, за которым расположен вход с улицы. Таким образом, я не могу видеть, кто входит в клуб или читает объявления в коридоре, кто там арендует корты или вписывает свои фамилии в клубный журнал. В баре оживлённая атмосфера. Молодые девушки и их ухажёры распивают напитки и весело щебечут.
Я в своём обычном бадминтонном облачении: шорты, фуфайка и новенькие удобные кроссовки. Я их купил, чтобы как-то пригасить донимавшую меня боль в левой лодыжке, которую потянул, продираясь через эстонские леса месяц назад. После затяжной череды заграничных тренингов наслаждаюсь заслуженным домашним отдыхом. Над моей профессиональной карьерой нависло облако, но я стараюсь, как могу, его игнорировать. Жду, что в понедельник меня отправят на все четыре стороны. Ну и ладно, говорю я себе снова. Тебе уже сорок шесть, ты неплохо потрудился, рано или поздно это должно было случиться, так что не о чем жалеть.
Тем утешительнее, что, несмотря на солидный возраст и ноющую лодыжку, я остаюсь на троне клубного чемпиона и не далее как в прошлую субботу отстоял титул лучшего одиночника против талантливого парня. Одиночная игра считается прерогативой быстроногих двадцатилетних, но я пока держусь. Сегодня, по существующей традиции, я как вновь коронованный чемпион успешно отбился в дружеском матче с чемпионом клуба-соперника в Челси по ту сторону реки. И сейчас он отдыхает рядышком после нашей схватки, с кружкой пива в руке, такой спортивный и амбициозный молодой барристер индийского происхождения. Он держал меня в напряжении до самой развязки, когда опыт и небольшая удача всё перевернули в мою пользу. Возможно, сумма этих простых фактов в какой-то степени объясняет моё благорасположение в момент, когда Эд бросил мне вызов, — а также моё чувство, пусть и недолгое, что на получении всех мыслимых удовольствий жизнь не заканчивается.
Мы с моим побеждённым противником мирно болтаем. Тема — помню, как сейчас — наши отцы. Оба, как выяснилось, заядлые бадминтонисты. Его отец был всеиндийским серебряным призёром, а мой, в течение одного удачного сезона, чемпионом британских вооружённых сил в Сингапуре. И вот, пока мы проводим эти забавные сравнения, я вижу, как наш администратор и бухгалтер Элис, родившаяся на Карибах, берёт курс на меня. С ней очень высокий молодой человек, чьё лицо я ещё не вполне могу различить. Шестидесятилетняя Элис — чудаковатая осанистая особа, слегка задыхается. Мы с ней два самых старых члена клуба; я как игрок, она как главная опора. Как бы далеко меня ни заносила судьба, мы с ней непременно обменивались рождественскими открытками. И если мои послания отличались игривостью, то её поздравления дышали святостью. Говоря «берёт курс на меня», я имею в виду, что они под предводительством Элис атакуют меня сзади, поэтому им нужно сначала пройти мимо меня и лишь потом развернуться ко мне лицом. Забавно, но они это делают в унисон.
— Мистер Нат, сэр, — церемонно обращается ко мне Элис. Чаще я для неё «лорд Нат», но в тот вечер она понизила меня в звании до простого рыцаря. — Этот хорошо воспитанный юный красавец желает поговорить с вами наедине. Но он боится потревожить вас в минуту вашей славы. Его зовут Эд. Эд, поздоровайтесь с Натом.
В моей памяти Эд так и остался: стоящий в паре шагов позади неё долговязый, под метр девяносто, очкастый парень, от которого веет одиночеством, а на губах играет смущённая полуулыбка. Запомнилось двойное освещение: оранжевая полоска из бара придаёт ему небесное сияние, а подсвечивающие снизу фонари бассейна ещё больше удлиняют его силуэт.
Он делает шаг вперёд и становится реальным. Два больших неуклюжих шага — левой, правой, стоп. Элис отбывает. В ожидании слов я изображаю на лице терпеливую улыбку. Волосы тёмные, взъерошенные, ученически-внимательный взгляд больших карих глаз, какой-то неземной за счёт очков, и длинные, до колен белые шорты, в каких обычно ходят яхтсмены или сыновья бостонской аристократии. На вид лет двадцать пять, хотя этим вечным студентам запросто может быть и меньше, и больше.
