Можешь ли ты перенести боль во имя нашей любви?
ПУ СУН-ЛИН
Один молодой человек по имени Ян проиграл в рулетку в казино «Амбассадор» в отеле Балчуг – Кемпински огромную сумму и чтобы срочно выплатить долг, – а играл он на чужие деньги, – наспех продал свою квартиру в районе Таганки за $ 266 000. На гроши, которые остались, после того как Ян расплатился, молодой вертопрах смог купить только жалкую однокомнатную квартирку в старом двухэтажном доме на окраине Москвы.
Окна его комнаты на первом этаже смотрели на большой запущенный пустырь, за которым виднелась кирпичная стена вокруг Рогожского кладбища. Стена местами обвалилась. Пустырь глухо зарос крапивой и чертополохом. Словом, самое несчастное место.
Однажды в яркую лунную ночь Ян засиделся допоздна – мысли о проигрыше не выходили из головы – как вдруг за окном послышался нежный голос: Ночь темна – только ветер тоскливо поет. Огоньками забрызгали ложе мое, светлячки, что мерцают в траве…
Стихи читала девушка.
И голос ее был так мелодичен и полон такой смиренной грусти, что Ян не только не испугался, а захотел увидеть незнакомку. Он поспешно отдернул штору – никого. Открыл створки окна: ни души, летняя ночь тиха и светла, луна заливает пустырь лимонным сиянием, лишь вдали, у самой ограды кладбища, видна яркая россыпь фосфорических светлячков в траве. Горсть зеленоглазых брюликов на земле.
На следующий день Ян прогулялся по пустырю, но нигде не обнаружил следов незнакомки, только в зарослях терновника ему попалась на глаза бледная лента из белого шелка. От нее исходил слабый запах духов. Подобрав находку, юноша вернулся к себе и положил ленту на подоконник.
Он решил, во что бы то ни стало подкараулить тайну.
Ночью, – только не в полночь, а уже под самое утро, – за окном вновь раздался знакомый голос. Она печально читала те же стихи: ночь темна – только ветер тоскливо поет…
Ян поджидал незнакомку в полной темноте, заранее выключив свет и отрыв окно, и как только послышался голос, разом высунулся наружу. Но опять никого не увидел… Что за чертовщина?
Только по шелковой ленте полз горящий слезой светлячок. В полной растерянности Ян даже поднес его к уху, но ничего не услышал и, осторожно стряхнул слезинку на землю.
« Наверное, бродит чья-то душа», – подумал он и еще сильней захотел увидеть ту, чей голос так сладко сжимал сердце.
На третью ночь он спрятался уже в кустах на самом пустыре и стал ждать. Ян был не из пугливых. И вот на исходе полуночи из зарослей у пролома в кладбищенской стене, медленно и бесшумно ступая по земле, вышла девушка, одетая в снежное подвенечное платье. Лицо скрывала вуаль, которую стягивал венчик из платины. В руке – сложенный веер. Она шла так плавно, что ночные бабочки сатурнии смело садились на белую ткань. Остановившись у окна в комнату и, держась за открытую створку рукой в лилейной перчатке, она стала читать тот же стих о тоске темной ночи и одиноком ложе… Ян слегка кашлянул.
Девушка испуганно оглянулась и быстро, как ящерка, скользнула назад в заросли и исчезла из виду.
Ян заметил только лишь, как сверкнули черные глаза в снежинках узорной фаты. Но тот чудный взгляд проник ему в самое сердце. Подойдя вплотную к пролому в стене кладбища, Ян внезапно для самого себя сымпровизировал окончание стихотворения: Горечь дум одиноких никто не поймет! В подвенечном наряде всю ночь напролет мерзну я при холодной луне.
Ян хотел услышать в ответ голосок прекрасной незнакомки, но лунная ночь была бездыханна. Шагнуть через пролом к могилам он все-таки не решился, но едва вернулся и присел на кровать, как в окне показалась его ночная красавица.
– Оказывается, вы человек утонченный и не чужды поэзии. Напрасно я избегала вас, – сказала она еле слышно, смущенно тиская сложенный веер.
Теперь Ян смог, наконец, рассмотреть свою гостью и убедиться в том, что она необычайно хороша. В тени морозной ажурной вуали тлели жгучие угольные глаза. Драгоценный воротник из отборного жемчуга плотно облегал стройную шейку. Пышные волосы – птицей – зачесаны вверх и накрыты сеткой, которую обнимал венчик из платины с леденцами крупных алмазов. Длинные до локтя перчатки лилейного атласа расшиты перламутровым клювиком. Незнакомка сияла в окне как пригоршня снега в ладони бархатной ночи.
Обрадованный Ян помог девушке взобраться в комнату прямо через окно и усадил рядом с собой на кровать.
Несмотря на то, что летняя ночь была тепла – гостья дрожала от холода. Ян предложил ей выпить красного «Божоле», и она стыдливо сделала несколько глотков, приподняв край вуали так, что он смог увидеть ее бескровные губы. Незнакомка была смертельно бледна. В сиянии ее снежной красоты бокал красного вина в меловой руке казался агатово-черным…
– Кто ты? – спросил потрясенный Ян.
– Только, пожалуйста, не пугайтесь, – услышал юноша, – я – княжна Лили Трубецкая. Я утонула в бухте Эзе под Ниццой в 1900 году, накануне своей свадьбы. Мне было всего 19 лет. Мой несчастный жених – Константин Берс – в отчаянии покончил с собой. Мы катались на лодке, и она опрокинулась по его вине. Через день прибой выбросил мое тело на берег, и мой безутешный папа привез его в дубовом гробу поездом из Ниццы в Сан-Петербург, чтобы похоронить дочь в семейном склепе на кладбище в Александро-Невской лавре.