Голова девушки лежала на кучке золотисто-коричневых листьев.
Ее миндалевидные глаза неотрывно смотрели на заросли сикоморов, буков и дубов, но, увы, не замечали, как нежные пальчики солнечного света пробирались сквозь листву и капали золотом на лесной ковер. Глаза ее не моргали, когда блестящие на солнце жучки ползали по зрачкам. Не видели ничего, кроме абсолютной тьмы.
Из-под савана листьев выглядывала бледная рука, как будто девушка молила о помощи или искала еще чью-то руку в надежде, что она здесь не одна. Но рядом никого не было. Другие части ее тела были разбросаны по лесу и тщательно спрятаны.
Рядом хрустнула ветка — так громко, словно взорвалась петарда. Стайка птичек с громким щебетом вспорхнула из подлеска.
Кто-то пришел. Кто-то опустился на колени рядом с невидящей девушкой. Кто-то нежно убрал волосы с ее лица и потрогал ледяную щеку дрожащими от нетерпения пальцами. А затем осторожно поднял ее голову, смахнул листья, прилипшие к шее, и бережно уложил в рюкзак, к нескольким сломанным палочкам мела.
Пораздумав секунду, человек снова полез в рюкзак и закрыл девушке глаза. После чего застегнул молнию, поднялся и ушел.
Несколько часов спустя приехали полицейские и судмедэксперты. Они все сосчитали, сфотографировали, проверили и наконец увезли тело девушки в морг, где оно и лежало несколько долгих недель в ожидании, когда найдутся все остальные его части.
Но этого так и не произошло. Сколько ни длились поиски, сколько ни обращались с вопросами и просьбами, несмотря на все усилия лучших детективов и всех горожан, голова так и не была найдена. Девушку из леса так и не смогли снова собрать воедино.
Начнем с начала.
Вот только есть одна проблема: мы до сих пор не можем решить, когда именно все это началось. В тот день, когда Толстяк Гав получил набор мелков на свой день рождения? Или когда мы стали рисовать меловых человечков? Или когда они стали появляться сами? Было ли это ужасным совпадением?
Или все это началось в тот день, когда нашли первый труп?
Думаю, любой из этих дней можно считать началом нашей истории. Но я полагаю, что все это началось на ярмарке. Тот день я помню лучше всего. По большей части из-за Девушки с Карусели, конечно. Но еще потому, что именно в тот день мир перестал быть нормальным.
Если представить себе, что этот самый мир — большой стеклянный шарик со снегом, то именно в тот день его схватил какой-то проходивший мимо бог, потряс от души и вернул на место. Даже после того, как снежные хлопья улеглись, всё уже просто не могло стать таким, как прежде. Сама суть вещей вокруг изменилась. Если смотреть на них сквозь стекло шарика, то они, наверное, остались неизменными. Но не внутри. Внутри все было уже иным.
Кстати, именно в тот день я встретил мистера Хэллорана.
Так что да, пожалуй, это начало — самое подходящее.
— Эдди, сегодня будет дождь.
Папа любил предсказывать погоду и всегда делал это ужасно авторитетным тоном, как люди в телике. Говорил он с абсолютной уверенностью, хотя почти всегда ошибался.
Я посмотрел в окно и взглянул на чистое голубое небо — такое ясное и яркое, что я даже чуточку прищурился.
— Да что-то не похоже, пап, — прошамкал я, уплетая сэндвич с сыром.
— Потому что никакого дождя не будет. — Мама появилась на кухне внезапно и бесшумно, прямо как ниндзя. — По Би-би-си сказали, что все выходные будет солнечная жаркая погода. И никогда не разговаривай с набитым ртом, Эдди! — добавила она.
— Хм-м, — протянул папа. Он всегда так делал, когда был не согласен с тем, что говорила мама, но не осмеливался сказать об этом вслух.
Никто из нас не осмелился бы ей перечить. Мама моя была — да и остается — довольно устрашающей женщиной. Тогда она была высокой, с короткими темными волосами и карими глазами. Бывало, в них кипело веселье. Но бывало и такое, что они внезапно темнели и становились почти черными, — если она злилась. Слыхали про Невероятного Халка? Та же история. Поверьте, вы не захотели бы увидеть мою маму в ярости.
А еще она тогда была доктором. Но не одним из тех нормальных врачей, которые пришивают людям конечности, делают уколы и все такое. Как однажды сказал мне папа, она «помогала женщинам, у которых случилась ситуация». Какая именно ситуация, он не объяснил, но, наверное, так себе ситуация, раз им приходилось обращаться к врачу.
У папы тоже была работа, но он работал из дома. Писал что-то для журналов и газет. Правда, не всегда. Иногда он просто ходил и ныл, что никто не дает ему работу. Или говорил с горькой усмешкой: «В этом месяце просто не моя аудитория, Эдди».
Когда я был ребенком, мне казалось, что работа у него не такая, «как надо». Не такая, какая должна быть у папы. Папы должны носить костюм с галстуком, уходить на работу утром и приходить вечером к чаю. Мой папа ходил на работу в соседнюю комнату, сидел за компьютером в пижамных штанах и футболке, а иногда даже забывал причесаться.
Да и выглядел он не так, как все остальные отцы. У него была длинная кустистая борода и длинные волосы, которые он собирал в хвост. Он даже зимой носил рваные джинсы и потертые футболки с логотипами древних рок-групп, вроде «Led Zeppelin» и «The Who». А иногда еще и сандалии.
