Большие пушистые облака, снизу подсвеченные осенним солнцем, казались белыми кораблями, плывущими по морю-океану в ещё неведомую миру сказочную страну. И так хотелось взглянуть на неё хотя бы одним глазком. Да видно, не дано. Только и остаётся, что, оставаясь на грешной земле, мечтать о чудесном мире грёз и ничем не омрачённого благополучия…
Екатерина Терентьевна Самсонова пребывала в превосходном настроении.
Вчера вечером ей позвонила дочь и сообщила, что Аркадий, то есть зять Екатерины Терентьевны, уехал с гастролями на две недели в приморский город.
— Мама, — говорила Антонина, — поживи у нас, пожалуйста, эти две недели, присмотришь за Дениской, да и начнёшь привыкать к новому месту жительства.
— Хорошо, Тонечка, завтра приеду, — пообещала Самсонова.
Ей совсем нетрудно было присмотреть за внуком Денисом, учеником пятого класса.
Денис был мальчиком непроблемным, учился хорошо. За ним особо и присматривать-то не надо. Но дочка Тоня правильно считала, что бережёного бог бережёт. И лучше не оставлять мальчика одного.
Самой Тоне-то недосуг, сколько лет она сидела на одном месте и, несмотря на своё трудолюбие, всё никак не могла пробить так называемый «стеклянный потолок». Затирали её и не давали расти. А тут вдруг после сорока пяти её карьера пошла в гору. Назначили её сначала начальником отдела по менеджменту и рекламе, а потом и вторым заместителем управляющего компанией. Так что Тоня, можно сказать, и ночевала, и дневала на работе.
А муж Тони, отец Дениса, саксофонист в известном не только в родном городе джазовом квартете «Ностальгия» — то на концертах, то на репетиции, то на гастролях.
«Это хорошо, что Аркашу послали на гастроли в Волчеморск, там у него тётка живёт, остановится у неё, на гостинице и еде сэкономит», — подумала Екатерина Терентьевна.
Тётку зятя Капитолину Ивановну Тарасову Екатерина Терентьевна знала хорошо и несколько лет, отдыхая с внуком и дочкой в Волчеморске, останавливались они именно у Тарасовой.
Самсонова коротко сошлась с Тарасовой, называла её Капой, а та в свою очередь звала ту Катей. Они время от времени перезванивались и отправляли друг другу на праздники по старинке бумажные открытки.
«Самое главное, я с Инессой наговорюсь вдосталь», — думала Екатерина Терентьевна, приближаясь к дому дочери.
Инесса была старшей сестрой Дениса и любимицей бабушки. Девушка была старше брата на десять лет и скоро должна была выйти замуж за молодого биохимика Глеба Куприянова.
Бабушка одобряла выбор внучки. Глебу Куприянову было всего двадцать шесть лет, но он уже многого добился в жизни и теперь работал в серьёзной научно-исследовательской лаборатории.
Хвастаясь перед соседями и подругами будущим мужем внучки, Екатерина Терентьевна говорила с гордостью:
— Наш Глебушка — не вертопрах какой-нибудь, а серьёзный учёный.
На семейном совете было решено, что, поженившись, молодые поселятся в двухкомнатной квартире Екатерины Терентьевны, доставшейся ей от мужа, а сама она на время переедет к дочери. Тем более что квартира у зятя саксофониста и дочери была просторная, одна прихожая чего стоит, можно сказать, целый холл, плюс большая кухня, четыре комнаты и в каждой лоджия.
Инесса с Глебом могли бы пожить и в квартире Бессоновых. Но начинать жизнь молодым под одной крышей с родителями не слишком-то удобно. Поэтому и решили отдать им на первое время квартиру бабушки.
«А там, даст бог, — думала Самсонова, — Глеб заработает деньги на собственную квартиру».
Вообще-то Екатерина Терентьевна была не против остаться жить у дочери навсегда, а в её квартире, — рассуждала она, — мог бы потом поселиться женившийся Денис. Хотя до этого времени ещё немало воды утечёт.
Уже почти дойдя до дома, Екатерина Терентьевна хлопнула себя правой рукой по боку и решила забежать по пути в фермерский магазин, чтобы купить фарш.
«Вот, — удовлетворённо подумала Самсонова, — теперь можно на вечер нажарить котлеты и порадовать домашних».
Подумав минутку, она не удержалась от соблазна и прикупила коробку пирожных, которые так любил Денис. И ещё две пачки молока. Молоко любили все три женщины, и сама Екатерина Терентьевна, и её дочка Тоня, и внучка Инесса.
Самсонова не раз слышала от зятя о рассуждениях учёных, что молоко плохо усваивается организмом взрослого человека, но привычно отмахивалась: «Врут, поди, твои учёные, Аркаша».
— Они не мои, — отвечал зять и, ухмыляясь, ставил варить себе крепкий чёрный кофе.
Варку кофе Бессонов не доверял никому, сам он его делал в турке, соблюдая все правила, и пил без сахара и без сливок чёрным.
— И как ты, Аркаша, пьёшь эту гадость? — вздыхала, бывало, Екатерина Терентьевна. — Ведь горечь, поди, неимоверная.
— Он во мне, мама, вдохновение поддерживает, — отвечал ей Аркадий и важно уплывал в свой кабинет.
Все домашние знали, что Бессонов пишет музыку. Или, вернее, пытается писать.
Время от времени из кабинета доносились звуки саксофона. Но Екатерина Терентьевна в музыке не разбиралась, тем более в джазовой, и поэтому не знала, написал ли ту или иную вещь её зять Аркаша или кто другой. Всё, о чём она просила зятя, так это играть потише. А он в ответ только ухмылялся.
