Мать и сын
Авторы: Михаил Павлович Коршунов
Жанр: Советская классическая проза
Цикл: Библиотека пионера
Формат: Полный
Всего в книге 3 страницы. Год издания книги - 1962.
Библиотека пионера, том V
Из послесловия:
…Много лично пережитого вы найдете и в рассказах Михаила Павловича Коршунова…
Н.Пильник
Примечание оцифровщика: правильное название звукозаписывающего аппарата "шоринофон", упомянутого в рассказе, происходит от фамилии его создателя А.Ф.Шорина (http://www.rustelecom-museum.ru/objects/?ContainerID=6735&ContainerType=62&objectID=6736&langID=57).
Читать онлайн Мать и сын
В коридоре стоит мать в сереньком платье, в темном шарфе. Прижимает к груди веточки буксуса.
Сына рядом нет: с утра убежал из дому.
Мать одна уходит на кладбище. Она понимает, что Лёне на кладбище будет тяжело и страшно, поэтому и уходит одна: заслоняет собой сына.
…Два дня назад Леня утром провожал отца до газетного киоска. В киоске отец купил свежий номер журнала по радиотехнике, сунул в карман плаща, помахал Лёне кепкой, и они расстались: отец отправился на работу, на завод электромоторов, а Леня — в школу.
Когда Леня вернулся из школы, ему поспешно открыли двери.
Но это была не мама, хотя на фабрике она сегодня не работала, а была Даша из соседней квартиры.
Леня не удивился, что Даша у них: она часто приходила к маме. Леня не удивился даже тогда, когда Даша оказала, что ждет Леню: ведь у него нет ключей, а маме понадобилось срочно уйти.
Леня поверил. Но будь он повнимательнее, заметил бы и напряженное лицо Даши, и мамину перчатку в углу у порога (значит, мама ее обронила и не искала), и разбросанные на тумбочке возле кровати шпильки: мама не заколола волосы, а только накинула шарф. И на плите в кастрюле громко кипела вода, разбрызгивалась и обдавала кухню паром, а Даша точно не слышала.
Леня ни на что не обратил внимания. Привык, что в семье всегда спокойно и устойчиво. Его любили, о нем заботились. И он в ответ любил. Единственной его заботой было сдавать экзамены и переходить из класса в класс.
Привык, что по вечерам в квартире фонили динамики, трещали разряды конденсаторов, хлопали переключатели: отец увлекался радиотехникой, беспрерывно что-нибудь строил и испытывал.
В штепсельных розетках частенько сгорали предохранители, и тогда пахло горячей резиной. Или вдруг становилось опасным прикасаться к радиаторам парового отопления и водопроводным трубам, начинало трясти электрическим током. К запаху горячей резины иногда примешивался запах соляной кислоты и канифоли — это от паяльника.
Недавно отец решил сконструировать свой звукозаписывающий аппарат — не магнитофон, а шаринофон. Звук должен был записываться сапфирным резцом на кинопленку.
В работе над шаринофоном помогали мама и Леня. Мама смывала с пленки эмульсию, а Леня на специальном станочке резал пленку на две полоски.
В квартире появился новый запах, запах ацетона. Отец склеивал ацетоном пленки, если они случайно рвались при звукозаписи.
Леню увлекали опыты с шаринофоном. Он мог час за часом сидеть в наушниках, контролировать, как идет запись «с эфира», снимать пинцетом стружку, которая выбивалась из-под сапфирного резца, рассматривать сквозь увеличительное стекло звуковые бороздки на пленке — достаточной ли они глубины и какова сила звука, модуляция.
А сколько было радости, когда проигрывали очередную опытную пленку и запись на ней получалась вполне понятной!
Если играла музыка, то можно было догадаться, что это играет музыка. Если кто-то пел, то можно было догадаться, что все-таки пел.
Иногда среди ночи отец будил маму и просил сказать что-нибудь в микрофон, который он приносил на длинном шнуре, а сам бежал к шаринофону, следил, как идет запись «с микрофона».
Мама сонным голосом давала счет или читала газету.
Отец вскорости прибегал с проигрывателем и запускал пленку, чтобы мама послушала свой голос.
Она слушала и улыбалась. Можно было вполне догадаться, что мама не пела, а читала газету и что она не кашляла, а давала счет.
Так было недавно. Так могло быть и сегодня, и завтра, и послезавтра, если бы в тот день не зазвонил телефон.
К телефону заспешила Даша. У Лени это опять не вызвало никаких подозрений, хотя Даша ответила в трубку: «Да, это я», — будто ей часто сюда звонили.
Леня, в это время потушил газовую плиту, чтобы вода в кастрюле перестала, наконец, кипеть.
Даша по телефону больше молчала или говорила односложно.
Вдруг сказала:
— Он уже дома. Вы хотите сказать ему сейчас? Хорошо, я его позову.
Леня подошел и взял трубку.
С тех пор прошло два дня.
Отец умер в городской больнице, куда его привезли на «скорой помощи». У него развилась острая сердечная недостаточность, которая и привела, как сказали врачи, к внезапному летальному исходу, к смерти.
Леня закрывал глаза и видел отца у газетного киоска в распахнутом плаще, с журналом в кармане, с кепкой, зажатой в руке.
В эти дни Леня думал о себе, о своем горе. О матери Леня не думал, точно забыл, что она тоже одна со своим горем.
К ним в дом приходят люди с завода, товарищи отца по армии, соседи. Но какие бы хорошие люди ни приходили, это горе они не унесут, оно останется. И будет с ними, с Леней и с матерью.
Леня вернулся домой, но никого уже не застал: уехали на кладбище.
В квартире было непривычно грязно, не убрано: полы затоптаны, в пепельницах полно окурков. Стулья и диван завалены бельем, подушками, одеялами. В письменном столе выдвинуты ящики: в них что-то искали.
Дверца гардероба приоткрыта, и Леня увидел среди маминых платьев пустую деревянную вешалку. С вешалки вчера сняли и увезли новый коричневый костюм отца.
Леня не выдерживает один в притихших комнатах и убегает в город, где все то, что присуще было отцу: движение, энергия, озабоченность.
