Глава I. Оллингтонский сквайр
Разумеется, в Оллингтоне был и Большой дом. Иначе каким образом мог существовать там Малый дом? Наш рассказ, как и следует из заглавия, прежде всего относится к лицам, которые жили в менее привилегированном из двух домов, но, впрочем, он будет иметь тесную связь и с жившими в более величавом здании, а потому необходимо сказать здесь, в самом начале, несколько слов о Большом доме и его владельце.
Оллингтонские сквайры были сквайрами Оллингтона с тех пор, как подобные титулы сделались впервые известными в Англии. В фамилии Дейл жезл сквайра переходил от отца к сыну, от дяди к племяннику и в одном случае от троюродного брата к троюродному брату, но акры земли оставались неприкосновенными, увеличиваясь в ценности и не уменьшаясь в числе, несмотря на то что они не охранялись принципом майоратного наследования[1] и не оберегались чьим-то особенным благоразумием и мудростью. Поместье Дейла оллингтонского соседствовало с оллингтонским приходом в течение нескольких столетий, и хотя, как я уже сказал, этот род сквайров вовсе не обладал особенным благоразумием и, быть может, на жизненных путях руководствовался не слишком четкими принципами, но все же он так крепко держался священного закона, что ни один акр имения не был выпущен из рук очередного сквайра. Напротив – иногда делались попытки, хотя и бесплодные, увеличить территорию, как это было при Ките Дейле, отце Кристофера Дейла, который среди действующих лиц нашей драмы является владетельным сквайром Оллингтона. Старик Кит Дейл, женившись на деньгах, скупал отдаленные фермы – клочок земли в одном месте, клочок в другом, – много говоря при этих случаях о политическом влиянии партии добрых старых тори. Но эти фермы и эти клочки земли снова перешли в другие руки, не дождавшись нашего времени. Ничем особенным они не были привязаны к тому или другому владельцу. Когда старик Кит оказался вынужденным уступить натиску славного 19-го драгунского полка, в котором его второй сын делал себе карьеру, сопряженную с большими расходами, то увидел, что гораздо легче продавать, чем покупать. Однако же, делая это, он был убежден, что продавал свою собственность, а отнюдь не наследственное достояние Дейлов. С его кончиной исчез и последний остаток тех покупок. Семейные дела требовали сбережений, а Кристофер Дейл требовал наличных денег. Скупленные фермы исчезли, как исчезали и прежде подобного рода новые покупки, старинное же наследственное достояние оставалось неприкосновенным.
Сохранение этого достояния стало у Дейлов чем-то сродни религии, и, видя, что служение непременно продолжалось, а огонь родного очага, вроде огня весталок[2], никогда не потухал, я не имею оснований говорить, будто Дейлы проживали свою земную жизнь, лишенные высоких принципов. Этих верований крепко держались все Дейлы, и новый наследник, вступив во владение, не нес на себе излишнего бремени – кроме того, которое уже тяготило его еще до принятия наследства. И все-таки о передаче имения в чужие руки не было и речи. Идея подобной передачи не согласовывалась с особенными воззрениями Дейлов на вещи. Один из постулатов религии Дейлов заключался в том, что хотя каждый сквайр имел полное право промотать акры Оллингтона, но следовало всячески воздерживаться от подобного мотовства. Я помню, как обедал в одном доме, слава и счастье которого, по преданию, зависели от целости одного заветного бокала. Все мы знали об этом предании. Если удача Эденхолла разобьется вдребезги, судьба целого семейства будет предрешена. Но, вопреки здравомыслию, меня, как и прочих гостей, все-таки заставляли пить из этого рокового кубка. Рыцарский дух хозяина дома не допускал, чтобы судьба рода была вверена не гостю, а сундуку с мягкой обивкой, запертому на ключ. То же самое было и с оллингтонскими Дейлами. В их понятиях, бережная передача имения по наследству являлась и мягким сундуком, и ключом, и замком, хотя старинные рыцарские понятия их дома претили им прибегать к защите подобного рода.
Я рассказал весьма поверхностно о славе и подвигах этой фамилии, впрочем, слава их не была блистательна, а подвиги не были замечательны. В Оллингтоне Дейл постоянно слыл за властелина. В Гествике, соседнем ярмарочном городке, он был великим человеком – человеком, которого видели по субботам на торговой площади устанавливающим цены на привозный хлеб и пригонный скот, несмотря на то что были люди, лучше его знающие цену и хлеба, и скота. В Хамершаме, тоже соседнем городке, куда регулярно собирались выездные суды, оллингтонский Дейл пользовался вообще некоторой репутацией, как постоянный член жюри присяжных в графстве и как человек, который заслуженно занимал свое место. Но даже в Хамершаме слава Дейлов блекла по временам, потому что их личности не всегда оказывались широко известными в пределах графства и потому еще, что своим знанием юриспруденции они не заслужили себе серьезной репутации в большом зале судебных собраний. За пределы Хамершама слава их не распространялась.