АННОТАЦИЯ
Только бы успеть. Только бы встретить Тень. Он рисует ночью птиц, застрявших в кирпичной кладке, и людей, заблудившихся в лесах-призраках. Он рисует мальчишек, у которых из сердца растет трава, и девчонок с жужжащими газонокосилками.
Двенадцатый класс окончен. Люси хочет найти Тень, граффитчика, о котором гудит вся округа. Его работы видели все, а его самого - никто. Меньше всего Люси нужен сейчас Эд, но он говорит, что знает, где найти Тень. Он ведет Люси на ночную прогулку по местам, где образы в голове Тени о разбитом сердце эхом отражаются от городских стен. И лишь одного не замечает Люси - того, кто перед ней.
Это роман о тех, кто не выносит общественных оков, кто любит творить под луной и не боится показаться при свете дня таким, каков он есть. О тех, кого называют нон-конформистами и часто отвергают. О самых талантливых и свободных.
От автора
Клер Крейг, Брайан Коллинз и Симона Форд — большое спасибо! Я очень признательна за вашу кропотливую правку. Элизабет Эббот, Маркус Джоблинг, Дуро Йовович, Кирстен Мэтьюз и Карен Мерфи, спасибо за наши беседы об искусстве. Бетани Уиллер, спасибо, что уделили мне столько времени, посвящая в тайны стеклодувного ремесла. Все ошибки в книги ― мои. Все стоящее ― ваше. Отдельное спасибо всем молодым людям, поделившимся со мной своими историями. Я невероятно признательна моим племянницам и племянникам: сколько бы вопросов я ни задавала, они ни разу не вышли из себя. Спасибо Алисон Арнольд, сочинявшей сюжет в машине; Диане Франкавилла, чей объем знаний о литературе и кино для молодых приводит в трепет; Эмме Шварц за стилистические советы и Эндж Мейден ― за то, что всегда смеялась. И наконец, спасибо мои братьям, спасибо Кейт, Челле и Расу, и, конечно же, моим маме и папе.
Я стремительно кручу педали. Вперед, по Роуз-драйв, где дома расплываются в рыжем мареве фонарей, где разомлевшие люди ждут ветерка, сидя на верандах. Лишь бы успеть. Ну, пожалуйста, дай мне успеть!
«Я в мастерской. Здесь твои граффитчики, Тень и Поэт», — сказано в эсэмэске Ала, и я несусь и ночь, а закат выгорает и небо чернеет.
Папа, сидящий у своего сарая, кричит мне вслед:
― Я думал до встречи с Джезз еще далеко. Где пожар, Люси Дервиш?
Внутри. Огонь — это я.
Только бы успеть. Только бы встретить Тень.
И Поэта тоже, но главное — Тень, парня, рисующего ночью. Он рисует птиц, застрявших в кирпичной кладке, и людей, заблудившихся в лесах-призраках. Он рисует мальчишек, у которых из сердца растет трава, и девчонок с жужжащими газонокосилками. В того, кто рисует такое, я могла бы влюбиться. Влюбиться по-настоящему.
До встречи совсем близко. Как же мне не терпится! Мама говорит, что, столкнувшись с желаемым, прозреваешь. Пусть так и будет! Я хочу столкнуться с Тенью, пусть даже от удара наши мысли разлетятся по Вселенной — мы подберем их и вернем друг другу, как груды сверкающих камешков.
С высоты Сингер-стрит виден город: небоскребы в неоново-синем блеске. Там молния рассекает небо, чтоб прорваться к земле сквозь жаркое марево. Там слышится смех. Там рисунок Тени: на осыпающейся стене — сердце, расколотое землетрясением, и подпись «Шкалы Рихтера не хватило». Это вам не сердечко с открыток на День святого Валентина. Здесь все по-настоящему — вены, предсердия, артерии — лес величиной с кулак у нас в груди.
Убираю руки с тормозов и лечу вперед. Деревья и заборы сливаются, бетонная полоса переходит в небо — а может, небо переходит в бетонную полосу, — и свет заводских огней рассеян, как в тающем сне.
Поворот, и я лечу по знакомой улице. К мастерской, к сидящему на пороге Алу, над которым в луче света кружат мотыльки. К отдаленной тени. К тени от Тени. Скоро мы столкнемся.
Разворачиваюсь и плавно подкатываю к порогу.
― Вот и я. Домчалась. Сносно выгляжу? Как я выгляжу?
Ал допивает кофе и ставит чашку на ступеньки.
― Как девчонка, которая разминулась с ними на пять минут.
Я стремительно распыляю небо. То и дело озираюсь. Копы мне ни к чему, посторонние тоже.
Краска течет, и мир, пульсирующий во мне, с криком летит наружу. Увидьте, увидьте, увидьте. Увидьте меня, на стене я весь, до последней капли.
На моем первом рисунке была девушка. На втором — дверной проем в кирпичной стене. Потом пошли громадные проемы. Потом небеса. Нарисованные небеса, распахнутые над нарисованными дверными проемами, и нарисованные птицы, снующие по кирпичу в надежде упорхнуть. О чем ты, птаха? Ты же из баллончика.
Вот он, птенец, который весь день не давал мне покоя. Желторотик. Лежит себе на чудесной зеленой траве. Лапки кверху, грудка к небу. Может, спит. А может, умер. Желтый — то что надо. И зеленый. А вот небо ни к черту. Мне нужен такой оттенок синего, чтоб защемило в груди. В местных магазинах его нет.
Берт искал не переставая. Недели не проходило, чтоб он не предъявлял мне очередной баллончик, заказанный им по каталогу.
― Тепло, босс, — говорил я. — Тепло, но не горячо.
Так он и не успел его отыскать, а два месяца назад умер. Все остальные цвета — его заслуга. Зеленый, на котором лежит сейчас птенец, он отыскал пару лет назад.