Евгений Филенко
ЛОВИСЬ РЫБКА БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ
Начальница археологического отряда с нечеловеческим именем Стихия и с нормальной фамилией Вяткина извлекла из полупорожнего мешка консерву «Завтрак туриста», и ее перекосило. — Сдохнуть можно, — пробормотала она с содроганием. Консерва полетела обратно в мешок, а начальница воззвала не по-женски зычным голосом: — Тимофеев!
Практикант-археолог Тимофеев с неудовольствием оторвался от процесса разгребания культурного слоя и приподнял голову.
— Витюля, — перешла на более нежные интонации Стихия. — Сходил бы за рыбкой на Шиш-озеро… А не то снова придется концентраты жрать.
— Хотелось бы еще разок пройтись по срезу, — рассудительно сказал Тимофеев.
— А, фигня все это, — отмахнулась начальница. — Ни черта здесь нет.
— Как нет?! — взвились откуда-то из-за кустарника. — А план поисков, утвержденный на ученом совете?.. А документальные свидетельства?.. Гляденовская культура… харинские могильники?
— Подите вы… — вяло отругнулась Стихия. — Витя, вперед!
Тимофеев со вздохом вылез из раскопа. В своей палатке он взял самодельное удилище, не опробованное еще в деле, а также ведро и четвертушку окаменевшего от времени хлеба для наживки. Он слабо представлял, на что могло бы польститься водное население Шиш-озера и существует ли таковое вообще.
Настроение у Тимофеева было скверное: с непривычки болела спина, хотелось домой и до смерти надоели ненормальные взаимоотношения с руководством в лице мужеподобной Стихии, предпочитавшей использовать несчастного практиканта в качестве мальчика на побегушках. И разумеется, что самое главное — Тимофеев жестоко тосковал по девушке Свете, волею судьбы и деканата заброшенной в вековые архивы Дядьевского монастыря, памятника древней культуры.
Тимофеев проломился сквозь кусты на обрывистый берег Шиш-озера, с трудом отколупал кусочек хлеба, насадил его на крючок и метнул в свинцовые воды. Конечно же незамедлительно рядом объявился местный дед Мамонт со своим удилишком, и его присутствие оптимизма горе-практиканту не прибавило. Вот уже несколько дней упомянутый дед терроризировал Тимофеева своими рассуждениями на самые разнообразные темы, перемежая их народной мудростью и зловредными пассажами по поводу научно-технического прогресса.
Некоторое время дед Мамонт, кряхтя и сморкаясь, торчал над душой у Тимофеева. Затем он размотал снасти и встал метрах в трех, неподвижно вперившись в мутное зеркало озера. Не прошло и минуты, как на его наживку польстился упитанный щуренок. Тимофеев мысленно взвыл: он знал, что теперь-то ему не избежать очередного прилива дедова красноречия.
— Учись, студент, пока я жив, — не запозднился дед Мамонт и вытащил на бережок еще одну щуку, зеленую и толстую, как полено.
Деду было крепко за восемьдесят, но он вполне соответствовал своему имени, полученному при дореволюционном религиозном обряде, как габаритами, так и мастью. Судя по всему, он мог прожить еще долго и многому научить Тимофеева.
— Это тебе не алгебра, — изрек дед, наживляя на кованый якорек сомлевшую лягушку.
— Мы алгебру не проходим, — неубедительно огрызнулся Тимофеев, которому больше крыть было нечем.
— Не проходят оне, — добродушно ворчал дед. — А как такую стервозу поймать, оне проходят?
Ничего похожего Тимофеев, разумеется, и подавно не проходил. Все его рыбацкие навыки сводились к промыслу гольянов в далеком детстве. Поэтому в его ведерке плавала зеленая ряска, а щучья компания у деда неуклонно возрастала.
— Что проку, что ты науке обучаешься? — провоцировал Тимофеева ехидный старец. — Нужен ты современной науке этакий… Пусти тебя на бережок без всяких средств, ты с голоду учахнешь! Что проку в тебе, коли ты рыбу добывать неспособен? Зев-то притвори — поддувает…
— Дед! — затосковав, сказал Тимофеев. — Не доводи меня!
— А то?
— Прибегну к услугам научно-технического прогресса, — витиевато пригрозил практикант.
— Это что за хреновина? — прикинулся дед.
— А то, что я тебя переловлю! — неожиданно для себя выпалил Тимофеев.
— Но? — удивился реликт. — Меня?
— Тебя!
— Оно и видать… Есть у нас такие прибегальщики. Сетями шарашат, а то и динамитом!
— Еще чего! — возмутился Тимофеев. — Я не браконьер. Я тебя удочкой переловлю.
— Болтай боле, — хмыкнул Мамонт. — Меня никто еще не перелавливал. И он поволок из воды очередного щуренка.
— Дьявольщина, — пробормотал Тимофеев. — Откуда здесь щуки? Да еще столько?..
— А тут их логовище, — охотно отозвался дед. — Оне тут стоймя стоят, голоднющие! Чихать им на твой мякиш со свистом, когда им руку сунь — оне и руку отъедят. А в том рукаве сома стоят, но их на лесу не возьмешь, туда тягач со стальным тросом потребен…
— А в заводи под ракитами кто стоит? Дед лукаво усмехнулся.
— Туда не суйся, — сказал он. — Там водяной стоит. Рыбы вокруг него тьмина, а только никто там не ловит. Страшно…
— Предрассудок, — протянул Тимофеев.
— Сам ты впередрассудок! — напыжился Мамонт. — Тебя, умника, хоть где постанови, ты ни рожна не изловишь! Тимофеев пристыженно смотал удочку, подобрал ведро и побрел восвояси.
— Эй, студент! — рявкнул ему вдогонку Мамонт.
— Что еще?
Дед нагнал его косолапой трусцой и сунул в ведро охапку страдальчески щерившихся рыбин.
