Брендон Сандерсон
«Легион»
Меня зовут Стивен Лидс, и я полностью в своем уме. А вот все мои галлюцинации какие-то чокнутые.
Из комнаты Джей Си грохотом фейерверков раздавались выстрелы. Ругаясь себе под нос, я нацепил висевшие на его двери наушники, которые уже привык там держать, и заглянул внутрь. Джей Си, тоже в наушниках, держал пистолет двумя руками и целился в висевший на стене портрет Усамы бен Ладена.[1]
Играл Бетховен. Очень громко.
— Вообще-то я разговаривал! — крикнул я.
Он меня не услышал. Густо утыкивая стену дырами, он разряжал обойму в лицо бен Ладена. Подойти ближе я не осмелился: если застать его врасплох, можно ненароком и пулю схлопотать.
Интересно, что случится, если меня подстрелит одна из собственных галлюцинаций. Как это истолкует мой мозг? Безусловно, найдется дюжина психологов, готовых пофилософствовать на эту тему. Но я не был намерен давать им повода.
— Джей Си! — крикнул я, когда он сделал паузу, чтобы перезарядить обойму.
Заметив меня, он ухмыльнулся, снимая наушники. У Джей Си довольно устрашающая ухмылка, но я уже давно перестал ее бояться.
— А, дохляк, — сказал он, поднимая пистолет. — Разрядишь обойму-другую? Тебе не помешало бы потренироваться.
Я отобрал у него пистолет.
— В особняке специально для этого есть тир, Джей Си, иди и стреляй там.
— Обычно террористы не нападают на меня в тире. Ну, разве что в тот единственный раз. Чисто случайно.
Я вздохнул, взял со столика пульт и выключил музыку. Джей Си потянулся к пистолету в моих руках, направил его ствол вверх и снял мой палец со спускового крючка.
— Безопасность превыше всего, пацан.
— Все равно это воображаемый пистолет, — сказал я, возвращая ему оружие.
— Ага, расскажи мне.
Джей Си не верит, что он галлюцинация. Это необычно. Большинство из них в той или иной мере это принимают. Только не Джей Си. Крупный, но не грузный, с квадратным, но не слишком, лицом и, как он утверждал, глазами убийцы. Ну, возможно, они у него и были, где-нибудь в кармане.
Джей Си защелкнул новую обойму и снова прицелился в портрет бен Ладена.
— Не надо, — предупредил я.
— Но…
— Все равно он уже мертв. Его убили лет сто назад.
— Это версия для общественности, дохляк, — Джей Си убрал пистолет в кобуру. — Я бы тебе рассказал, да доступа у тебя нет.
— Стивен? — донесся голос из дверей.
Я обернулся. Тобиас — еще одна галлюцинация, или аспект, как я их иногда называю. Худощавый и темнокожий, на сморщенных щеках темные веснушки. Седеющие волосы очень коротко пострижены, одет в свободный неофициальный деловой костюм без галстука.
— Мне просто интересно, — спросил Тобиас, — сколько еще ты планируешь заставлять ждать того бедного человека?
— Пока он не уйдет, — ответил я, выходя к нему в коридор.
— Он был очень вежлив, Стивен, — сказал Тобиас.
Когда мы двинулись от комнаты Джей Си, позади нас снова загремели выстрелы. Я застонал.
— Пойду поговорю с ним, — сказал Тобиас примирительным тоном. — Он просто старается поддерживать форму. Хочет быть тебе полезным.
— Хорошо, сходи.
Оставив Тобиаса, я свернул в другой коридор нашего обширного особняка. У меня было сорок семь комнат, почти все заняты. В конце коридора я зашел в маленькую комнату, украшенную персидским ковром и деревянными панелями, и плюхнулся на черный кожаный диван в центре.
Айви сидела на стуле около дивана.
— Ты уверен, что это тебе не помешает? — спросила она через грохот выстрелов.
— Тобиас поговорит с ним.
— Понятно, — сказала Айви, делая пометку в своем блокноте. На ней был темный деловой костюм — пиджак и брюки, белокурые волосы собраны в пучок. Лет ей было в районе сорока, она одна из самых давних моих аспектов.
— Что ты чувствуешь, осознавая, что твои проекции перестают тебе подчиняться? — спросила она.
— Большинство подчиняется, — ответил я, защищаясь. — Джей Си никогда не обращал внимания на мои слова. Здесь ничего не изменилось.
— То есть ты отрицаешь, что твое состояние ухудшается?
Я ничего не ответил.
Она сделала пометку.
— Ты отказал очередному просителю, не так ли? — уточнила Айви. — Они же приходят к тебе за помощью.
— Я занят.
— Чем это? Слушаешь пальбу? Становишься безумнее?
— Я не становлюсь безумнее, — возразил я. — Я стабилизировался. Я практически нормальный. Даже мой невымышленный психиатр подтверждает это.
Айви промолчала. Выстрелы вдалеке наконец прекратились, и, прижав пальцы к вискам, я облегченно вздохнул.
— Вообще-то, официальное определение безумия, — сказал я, — довольно расплывчато. У двух людей может быть одно и то же расстройство в абсолютно одинаковой степени, но один формально будет считаться вменяемым, в то время как другого признают безумным. Ты пересекаешь черту безумия в тот момент, когда состояние твоего рассудка больше не позволяет тебе функционировать и вести нормальную жизнь. По этим стандартам я ничуть не безумен.