Почему мичман Егоркин? Вступление.
«Что флот России выстоял, не умер –
возможно виноват и флотский юмор!»
“ Эта книга принципиально отличается от двух моих предыдущих книг, и особенно от развлекательно-познавательной “Клио в тельняшке”.
Почему мичман Егоркин? А был ли Егоркин? Да, жил – был, и служил-служил вот такой мичман. Для него флотская служба – это не добывание средств к существованию, а скорее – сам смысл жизни. И сам Егоркин, и его друзья и знакомые и командиры – простые служаки, не озабоченные вопросами карьеры, служат, как могут и гордятся тем, что могут это делать хорошо. Таких мичманов было много! Конечно, Александр Павлович Егоркин – образ собирательный, а случаи, которые с ним происходили, может быть, и не такие уж яркие и гротескные происходили с кем-то другим. Это книга не о разных небожителях, а о тех, кто служил на соседних кораблях и жил в соседних квартирах отстроенных “стройбатом” гарнизонных домов. А в качестве хранителей традиций флота, символа души корабля выбирали боцманов и унтер-офицеров литераторы – не мне чета, даже К. Станюкович и Л. Соболев, а также – Купер и Джек Лондон. Офицеры не могут долго служить на одном корабле – командирский рост и необходимость непрерывной учебы – норма службы и жизни, матросы тоже меняются, не успев как следует опериться. Без традиций не могут существовать Вооруженные Силы. А многие мичмана служили на кораблях почти весь его век. Век даже стального корабля, в нормальных условиях довольно короток …
Название населенных пунктов и кораблей – специально искажены до неузнаваемости, чтобы исключить от очевидцев и ветеранов-аборигенов всякие поправки – не так, да не с тем. Имеет ли право автор неисторического произведения, да еще и несерьезного – по жанру, изувечить действительность так, как ему хочется? Думаю, в известных пределах – да!
В этой книге собраны не только некоторые легенды о славном мичмане Егоркине, но и пробные отрывки из другого цикла, названного: “Это – жизнь!”. Так воскликнул один из бывших командиров кораблей, прочитав некоторые рассказы. Сноски, поясняющие некоторые термины и сленговые выражения, даны на случай, если эту книгу будут читать те, кому не довелось послужить на флоте!”
Как мичман Егоркин спас целую планету.
Как всегда, плановый отпуск наступил неожиданно. И, тоже, как всегда, заранее купить билет на поезд не удалось, потому, что вопрос с отпуском окончательно и положительно решился только вчера. Хорошо еще, что дали отпускные деньги, (редкая удача), совершенно случайно, да и то не полностью, но спасибо моему шефу было и на этом. Однако задерживаться в гарнизоне уж очень не хотелось. Ибо там периодически натыкаешься на свое, погруженное в лично-служебные заботы начальство, которое, заметив твое праздношатающееся состояние и позавидовав ему по-черному, может тебя ласково попросить выйти на службу для решения очередной нерешенной проблемы. Поэтому, собрав походную сумку, в тот же вечер я двинулся на вокзал, подгадав под отправление московского поезда, известного всему населению области как “Арктика”. А было это, надо вам сказать, еще в те славные времена, когда железнодорожные комендатуры старались, по мере сил, помочь служилому люду в его стремлении получить заветный билет в зеленый, как зимняя мечта, вагон столичного поезда. Особенно, если этот самый служилый люд, вдруг и неожиданно, по воле начальства, собрался в командировку, на учебу, в санаторий по “горящей” путевке, в неожиданно – долгожданный отпуск, а также по разным другим, менее приятным и радостным поводам. Комендатуры имели свою “бронь” на такие случаи, и действительно, часто выручали. Лично меня – раза три, за что спасибо нашему славному ВАСО. Почему-то потом этот порядок отменили, решив, что служебные трудности у офицера не должны заканчиваться на службе, и должны продолжаться еще и в отпуске.
А тогда, в тот день, о котором здесь идет речь, убедившись, что в кассах – полная “безнадега” в плане перспективы обретения “пропуска в лето”, спустился к комендатуре. Тогда она располагалась в домике из красного кирпича, сурового вида и очень допотопной постройки, стыдливо спрятавшемся среди деревьев. Не теряя надежды сегодня же уехать, я обратился к скучающему дежурному помощнику коменданта. Как раз в это время “снимали” какую-то “бронь”, и тот, бегло проверив мои документы, куда-то позвонил, а потом выписал мне записку в кассу, подтверждающую мое право на нижнюю полку в купированном вагоне поезда. Его гордое название у меня всегда ассоциировалось не с необъятными просторами “белого безмолвия”, а с более приятными понятиями – “отпуск”, “сладкое слово – свобода”! Настроение сразу поднялось, в душе запели фанфары, а до отхода поезда оставался еще приличный кусок времени, но еще надо было сделать необходимые закупки съестных припасов на дорогу.
Здесь уже уверенно наступила осень, и в воздухе стало сыро, прохладно, если не сказать – холодно, но отпуск – это всегда лучшее, пятое время года, особенно когда едешь на юг, вдогонку за улетающими птицами и убегающим летом… навстречу своему отдыху и свободе – от семьи и начальников. А также от дурных мыслей о службе. Я живо пошел к выходу, на ходу соображая, чем общественно и лично-полезным заполнить время, оставшееся до отхода заветной “Арктики”. И тут же, у выхода из комендатуры, я столкнулся со своим сослуживцем и даже соседом по дому в Загрядье, в котором еще в молодости служил долгое время. Это был заслуженный старший мичман Егоркин Александр Павлович, личность колоритная и заметная. Хоть в прямом, хоть в переносном смысле. В нем было килограмм сто двадцать живого веса, грива вьющихся черных волос, пышные казацкие усы и большие карие глаза. Он был родом из одной кубанской станицы, потомственный казак, как он себя называл, и преданный служака до мозга костей. Но известен был еще и тем, что часто “влипал” в большие и малые неприятности и даже в истории, которые становились фольклором в гарнизоне и даже на целом флоте. При всем при этом, “зеленым змеем” не злоупотреблял, во всяком случае, не больше других, меру свою твердо знал, да и, наверное, трудно было его “удивить” обычной застольной дозой. Он был мичманом старой закалки, отличался порядочностью, честностью, но… Объяснительные записки по разным имевшим место с ним случаям, отличались у него фантазией и представляли собой образец литературы особого жанра. Во время службы в политотделе одного из соединений в Загрядье мне приходилось знакомиться с ними. Надо сказать, они производили неизгладимое впечатление на каждого читающего!
