Стефан Цвейг
Легенда о третьем голубе
В книге о начале времен рассказано о первом голубе и о втором голубе, которых прародитель Ной выпустил из ковчега, когда закрылись источники бездны и окна небесные и перестал дождь из неба. Но кто поведал о странствиях в участи третьего голубя? К вершине горы Арарат пристал спасительный ковчег, укрывший в своих недрах всякую жизнь, которая была пощажена от потопа; и когда прародитель увидел вокруг лишь валы и волны, тогда выпустил он первого голубя, дабы узнать, видна ли уже где-нибудь земля под очистившимся от туч небом.
И первый голубь, так рассказано в книге, поднялся и взмахнул крылами. Он полетел на восток, полетел на запад, но вода была повсюду. Нигде не нашел он покоя для ног своих, и мало-помалу крылья его стали ослабевать. Тогда голубь вернулся к единственному оплоту на земле, к ковчегу, и летал вокруг покоившегося на горной вершине судна, пока Ной не простер руку свою, и взял его, и принял к себе в ковчег.
Ной помедлил семь дней, и в эти семь дней дождь не лился на землю, и вода постепенно возвращалась с нее; тогда взял он второго голубя и выпустил его. Утром вылетел голубь, а когда возвратился в вечернее время, свежий масленичный лист был в клюве у него как верный знак, что освободилась земля; и Ной узнал, что верхушки деревьев уже выступили над водой и что миновало испытание.
Он помедлил еще семь дней и выпустил третьего голубя, и голубь полетел в мир. Он вылетел утром и уже не возвратился вечером. Но ждал день за днем, но голубь не вернулся к нему. И прародитель узнал, что вода сошла с лица земли. О голубе же третьем он больше ничего не слышал, и не слышал род людской, ни разу никто не поведал о нем вплоть до наших дней.
Вот повесть о странствиях и участи третьего голубя. Утром вылетел он из душного ковчега, в темноте роптали от нетерпения твари и стоял стук копыт и когтей, дикий рев, и свит, и шипение, и лай; из тесноты вылетел он в необъятную ширь, из тьмы — на свет. И едва он взмахнул крылами в ясном, душистом от дождя воздухе, как повеяло на него свободой и благодатью бесконечности. Внизу блестели воды, подобно влажному мху зеленели леса, с лугов поднимался утренний пар, и сладко пахло соками прорастающих трав. Сверкала гладь небес, восходящее солнце играло сотнями зорь на зубцах горных вершин. Блаженным взором созерцал голубь пробуждение мира, на простертых крыльях паря над ним, над морями и сушей летал он в светлом сне и сам становился крылатым сном. Подобно Господу Богу, он первый смотрел на освобожденную землю и не мог насмотреться. давно позабыл он, зачем седобородый патриарх выпустил его из ковчега, давно позабыл, что надо вернуться. Ибо мир стал ему отчизной, а небо — родным домом.
Так летал третий голубь, неверный посланец прародителя, над пустынным миром, все дальше гнал его вихрь счастья, ветер блаженного нетерпения, все дальше летел он, все дальше, пока не отяжелели у него крылья, и не стали точно свинец. Земля властно влекла его к себе, все ниже опускались усталые крылья, они уже задевали верхушки влажных дерев и наконец на исходе второго дня голубь опустился в глубь леса, еще безыменного, как все в начале времен. Он схоронился в чаще ветвей, чтобы отдохнуть от дальнего полета, ветки прикрывали его, ветер баюкал, прохладно было днем среди листвы и тепло ночью в лесном приюте. Вскоре он забыл о небе, где веет ветер, и о манящей дали,
зеленый свод укрыл его, и годы без счета скоплялись над ним.
Тот лес, который голубь избрал своим жилищем, был лес знакомого нам мира, но люди
еще не обитали в нем, и в этом уединении голубь постепенно и сам стал сном. В зеленом мраке приютился он, и время текло мимо него, и смерть забыла о нем, ибо все те твари, от каждого рода по одной, которые видели мир в начале его, до потопа, умереть не могут, и охотники не властны их убить. незримо гнездятся они в заповедных складках того покрова, которым одета земля, — так и этот голубь укрылся в чаще леса. правда, временами он чуял присутствие людей: то гремел выстрел и стократно отдавался под зеленым сводом, то дровосек рубил дерево, и гул стоял в лесной чаще, то звучал воркованием тихий смех влюбленных, которые обнявшись шли по укромным тропинкам, то звенела издалека песенка детей, ходивших по ягоды. Забытый голубь, окутанный листвой и сном, слышал порой эти голоса мира, но без страха внимал им и не покидал своего темного пристанища.
Но наступил день, когда загудел весь лес, и пошел такой гром, что казалось земля раскалывается надвое. По воздуху со свистом носились черные железные копья, и куда они падали, там в страхе дыбом вставала земля и деревья ломались, как былинки. Люди в разноцветных одеждах бросали друг в друга смерть, а чудовища — машины изрыгали пламя пожарищ. Молнии взвивались с земли в облака, и гром вторил им; казалось, будто земля хочет взлететь в небо или небо низвергнуться на землю. Голубь очнулся от сна. Над ним была смерть и погибель; как некогда волны потопа, так бушевал теперь над миром огонь. Голубь взмахнул крылами и устремился ввысь, дабы вместо горящего леса найти себе другой приют, приют мира.
