КАК ПЛАНЕТУ НАЗОВЕМ?
(Подражание античному)
— Словно смерть, неотвратима, — зрите! — близится она, с вечной сорвана орбиты, титаническая твердь. В небесах горит зловеще фиолетовый огонь — беззаконная планета мчит Земле наперерез.
— Хороша страшилка выйдет, разойдется на ура. Как же станем мы Погибель Фиолетовую звать?
— Пусть Погибелью и будет, для обложки в самый раз.
— Нет, не так, иначе надо. В маске Смерть явилась к ним, незаметно подобралась в сонме пыли и комет. Значит, имя — по контрасту, без намеков и угроз. Пусть Улыбкою зовется, это ль не судьбы оскал? Человечеству Улыбка гибель верную несет!
— Мысль удачна, имя сыщем. Но с обложкой как нам быть? Станем формулы, как прежде, средь рисунков размещать?
— И не только, схемы тоже. Труд, признаюсь, не простой. Наш художник стал вопросы не по чину задавать, позабыл, что дал подписку, слишком нагл и слишком смел. Им займусь, а вы — творите, вас учить — напрасный труд. Звездолеты, горы трупов, чернота фотонных дюз, девы в розовых скафандрах, роковая космо-вамп. И злодей — конечно, в маске. Из титана, например.
— И отважный супер-мачо с верным бластором в руке.
— Бластор? Это имя дико.
— Никцин Дьялис[1] — спрос с него. Вместо пуль — энергий сгустки, острый луч пронзает плоть.
— Помню, помню его повесть про Зеленую звезду. Пусть же «бластор» смертоносный станет «бластером» у нас. Бластер — сколь звучит приятно, так и хочется воспеть. Будет в следующей книге явлен миру Смерти Луч!.. И, конечно, не забудьте горе-сыщика призвать. Без него излишне пресно.
— Да, комический герой. Он из Теннесси приедет, из медвежьего угла. В нашем цирке — шут коверный, для пощечин манекен. Я б назвал беднягу Клэмзи[2], это имя в самый раз.
— Клэмзи — плохо, Клэмзи — грубо. Наш простак — простак и есть, деревенщина в квадрате, деревянная башка. От фамилии болвана пусть провинцией несет. Пиво в бочке, сидр в стакане, там и следует искать.
— Бедный сыщик! Право слово, будет жалко убивать.
— В том согласье наше вижу. Убивать героев — грех. Над могилою Портоса разрыдался пэр Дюма. Тем и нынешние плохи, только рацио, нет чувств. Поглядите на фантастов — в душах чистый интеграл, не словесность, а учебник, скучно лист перевернуть. Муж ученый про ученых для ученых речь ведет.
— В нашем случае, скорее, про шпионов — и для них.
— Браво! Слоган на обложку. Для шпионов наш роман! Но шпионы тоже люди, гуще крови, больше чувств. Словно танго, книга наша, страстный танец под луной.
— Танго? Вот как? Погодите! Утром радио включил, музыкальные новинки, румба, танго и фокстрот… Танго! Есть! Нашел я имя!
— Как планету назовем?
— Аргентина!
>Данс-макабр. — Я все равно буду волноваться, сэр! — Настольный теннис. — Правила игры в эльферн. — Книжка с картинками. — О Аргентина, красное вино!
1
Зачинайся, данс-макабр!
Пляшем!
Смерть появилась в комнате с первой пулей. Успела — Смерть никогда не опаздывает. Подхватила падающего — крепкого сорокалетнего мужчину в белой рубашке, закружила, повела в танце.
В эту ночь — танго!
Шаг, еще один шаг, резкий поворот. Улыбка, поцелуй. Я — твоя, а ты — мой. Навеки!..
Снова пули — вторая, третья, четвертая!
Смерть успела и на этот раз. Костлявые руки обняли красивого двадцатилетнего парня, заботливо поддержали, помогая пройти первую, самую трудную, фигуру. Calecita-карусель, партнер по кругу, дама в центре.
Рада тебе, сладкий!
Поцелуй!
Третий, самый старший, не был готов к пляске, трусил, пытался убежать. Смерть ощерила клыки — поздно, толстун, ты уже мой!
Пуля, пуля, еще пуля!..
Boleo — мах назад ногой от колена, фигура сложная, не по годам, но очередная пуля помогла. Смерть, поблагодарив кивком, обхватила партнера, повела. Основной шаг, корте назад, ровный темп, 33 такта в минуту… Глаза все еще видели, не хотели закрываться, и Смерть поцеловала последнего в левый зрачок — за долю секунды до того, как туда попала еще одна пуля, тоже последняя.
Спасибо за танец, толстун!
Все кончилось слишком быстро, и Смерть, теша любопытство, решила обождать. В комнате суетились живые, кричали, поминали Ее имя. Смерть не отзывалась, стояла в сторонке. Хлопали двери, надрывно звонил телефон, живые никак не могли успокоиться, но вот, наконец, стало тише, а там и свет погас.
Танцевавшая танго прислушалась. Шаги! Не зря ждала.
Дождалась!
Улыбка — желтый оскал.
Смерть открыла дверь, впуская Свою сестру.
х х х
Мухоловка шагнула через порог, из света во тьму. Ничего не увидела, но торопиться не стала. Сперва расстегнула верхнюю пуговицу легкого весеннего пальто и поправила шляпу-слауч, слегка сдвинув на левое ухо. Осталась довольна — Грета Гарбо, спутать можно. Не это, впрочем, главное — ночью, когда различим лишь силуэт, в головном уборе кажешься выше. И еще очки, тяжелые, неудобные, с простыми стеклами — на случай, если кто-то заглянет в лицо.
Наконец, тьма отступила, превратившись в серый сумрак. Девушка взглянула под ноги, оценила. Кровь! Целая лужа, прямо возле левой туфли. Посмотрела вперед, скользнула взглядом по комнате. Три трупа, один живой. Все ясно.
— Здравствуй, Шарль!
Живой — кожаный плащ, шляпа, очки — шагнул ближе, стараясь не вступить в темную жижу. Протянул руку:
