Никогда не чувствовал себя настолько паршиво. Разум силился осознать, что происходит. Где я нахожусь. Сколько дней прошло. Хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Но воспоминания были каким-то… Сумбурными. Нереальными. А память о чудовищной боли…
С трудом приоткрыв глаза, я увидел рыжую макушку, лежавшую у моей руки. Соня.
Но вместо радости за девушку, живую, здоровую, целую, мои внутренности защемило тисками осознания. Измученный разум, получив зацепку, безжалостно высыпал на меня всё то, что я бы предпочёл не помнить. Девушка, что полусидела на неудобном больничном стуле, положив голову на мою кровать, не была Соней. Мне оставалось надеяться, что где-то внутри ещё сохранилась та самая, настоящая. Не знаю, что именно с ней сделал синий, но вряд ли что-то хорошее.
«Астарта?» — обратился я к демону.
Ответ пришёл не сразу. Я ощутил своего потустороннего спутника. Демоница заворочалась где-то в глубине, но приходившие от неё ощущения недвусмысленно намекали — ей очень плохо. И тем не менее она нашла в себе силы ответить:
«Я здесь,» — ни шуток, ни насмешек. Короткий ответ.
«Досталось нам обоим по полной программе, да?» — попытался я её немного расшевелить.
Из глубины, наконец-то, пришёл усталый смешок.
«Худший день в моей жизни, так вы, люди, говорите?»
«Ага,» — согласился и задумался. — «Так что это была за тварь?»
Ответ демоницы был мрачен:
«Я не знаю, малыш. Даже предположений нет. Чем бы эта тварь ни была, я ни с чем подобным никогда не сталкивалась,» — она была непривычно серьёзной. — «Не скажу, что так уж много повидала, но о подобном ублюдке, появись он в нашем мире, молва бы разнеслась. Мы, демоны, не самый компанейские ребята. Но когда среди нас появляется нечто чужое… Я бы знала, если бы такие встречались часто. Я бы о таком всё знала!»
Оптимизма ответ не внушает. И тем не менее я зло ответил:
«Знаешь что? Неважно, что это за монстр такой. Неважно, насколько он силён. Давай-ка встанем на ноги, а затем найдём этого ублюдка. И объясним, что он выбрал себе не ту жертву. Так объясним, что он проклянёт тот день, когда с нами связался.»
Из глубины пришла злая радость, усталая, и через боль и слабость, но именно она.
«Я тебя обожаю, малыш! Я с тобой! Дай только раны залижу!»
Я сделал осторожный вдох, который тут же вызвал резкую боль в груди. А затем открыл глаза снова, уже по-другому. Внимательно осматриваясь и прислушиваясь к себе. Руки забинтованы, ноги судя по ощущениям тоже. Тело слегка чешется, но в сравнении с болью, которую я перенёс, пока не отключился, зуд — мелочь. Попробовал пошевелить пальцами, проверяя, слушается ли тело. Ладонь послушно сжалась в кулак.
Соня, видимо, ощутив моё шевеление, проснулась и приподняла голову. Чистые изумрудные глаза, немного заспанные, несколько секунд фокусировались на моём лице. А затем девушка улыбнулась, выражая смесь облегчения, радости и лёгкого смущения. И как же больно осознавать, что всё это в большей степени навязанные синей тварью эмоции, а не её искренние чувства. Я не знаю, что он сделал. Не только разговор, последние двое суток в моей памяти больше напоминают разорванные клочки, никак не собирающиеся в единое полотно.
— Ты очнулся, — мягко и тихо сказала девушка.
А затем не выдержала и заразительно зевнула, едва успев прикрыть рот.
— Сколько я проспал?
Соня выглянула в окно, пытаясь сориентироваться во времени.
— Сутки точно, и ещё несколько часов, — ответила она. — Сейчас день, а в больнице мы оказались рано утром.
Сутки, значит. Терпимо.
— А ты как? — я попытался немного приподнять голову. — Как себя чувствуешь?
Она села, и выпрямляясь на стуле, как бы случайно провела пальцами по моей руке.
— Всё хорошо. Усталость только. У меня не было серьёзных травм.
Она озабоченно оглянулась на дверь, прислушалась и нагнулась ко мне, зашептал.
— Я рассказала, что во всём виноват Момо, как ты и просил. И ничего… Другого.
Я просил? Синий изменил ей память?
— Я очень смутно помню, что произошло, — осторожно отвечаю.
Она кивает:
— Да, я понимаю. Я позже всё расскажу, — она начала отстраняться, но замерла, ещё раз впившись в моё лицо своими изумрудными глазами и, покраснев, тонкими едва заметными полосками, сказала: — Я очень тебе благодарна. За то, что не побоялся. За то, что пришёл за мной.
И прежде чем я успел хоть что-нибудь ответить, подалась вперёд, накрыв мои губы своими. Самую малость неловкий, но нежный поцелуй. Мягкость её губ, едва уловимый запах мёда, всё это дурманило голову.
Соня отстранилась и поспешно села обратно на стул, внимательно следя за моей реакцией. А что я мог ответить? Что она одурманена, и потому я не могу принять её чувств? Не могу представить реакцию.
