Пустыня Юма, раскинувшаяся к западу от устья реки Колорадо, была раскалена, как жерло печи; но из четверых всадников трое были индейцы из племени яки, привыкшие к зною не хуже стервятников, которые выписывали ленивые круги у них над головами. А четвертого всадника жара не беспокоила. Он был мертв.
Часть пустыни, которую они сейчас пересекали, была покрыта твердым песком. Впереди и правее поднимались песчаные дюны. Четыре дня назад тот, который сейчас был мертв, пробирался на своем коне сквозь эти дюны навстречу смерти. Слишком уж он хотел освободиться, добраться до корабля, ожидавшего его в бухте Адэр, и потому понял, что загнал лошадь, когда было уже поздно.
Попытка бежать через пустыню, покрытую редкими низкорослыми креозотовыми кустами и ослиной колючкой, была безумием — если ехать днем. Но он не мог ждать ночи. За ним гнались индейцы, которым обещали пятьдесят долларов за его труп. Выбор был прост: двигаться или умереть — и он гнал вовсю… но все равно погиб. Они перехватили его у самой цели.
Еще никому не удавалось бежать через пустыню Юма. Индеец-яки в помятой кавалерийской панаме мог бы ему это Рассказать, потому что уже получил вознаграждение за семнадцать трупов, и это было неплохим подспорьем. Индеец ничего не знал о судне в бухте Адэр, но это его и не беспокоило.
Том Беджер, сокамерник убитого, был полностью посвящен в планы бежавшего заключенного и знал, что судно должно появляться в определенном месте побережья каждый вечер в течение двух недель. Команде хорошо заплатили, а знала она лишь то, что из пустыни должен появиться один человек.
Может быть, двое или больше. Этих людей надо взять на борт без лишних вопросов и доставить в Масатлан note 1.
Том Беджер собирался удрать вместе с Айзечером, но когда наконец-то представился подходящий случай, тот воспользовался им один. На его месте Том поступил бы точно так же. А теперь он выжидал. Удалось ли Айзечеру?..
Вдруг он услышал удары колокола. Один… два… три… четыре раза!
Ворота тюрьмы раскрылись и снова закрылись. Беджер поднялся, прислушиваясь. Кто же это вошел в тюрьму в такой час? Еще не было и шести утра.
Снаружи долетел чей-то голос, откуда-то от ворот. Он был довольно четок, даже на расстоянии, потому что в этом чистом воздухе звуки разносились далеко.
— Они привезли еще одного.
— Кого это?
— А ты как думаешь? За шесть месяцев отсюда удрал только один!
Айзечер! Том Беджер сидел тихо, но мысли его скакали. Айзечер умер, но судно не покинет бухту Адэр еще несколько дней. Айзечер был в этом уверен, и он планировал появиться на месте в первый же из четырнадцати дней, которые корабль проведет в бухте. Остальные тринадцать дней были просто страховкой на всякий случай или на ошибку в расчете времени.
Никто на судне не знает о гибели Айзечера. Поэтому, когда в бухте Адэр появится человек или несколько людей, их возьмут на борт и доставят в Масатлан. Айзечер погиб, но с его смертью двери не закрылись.
Мысли Беджера были прерваны лязганьем ключей и звуком приближающихся шагов. Дверь открылась, и он услышал, как тюремщики вызывают людей на дневные работы.
Вошел конвоир Миллер вместе с дежурным тюремщиком и начал отпирать замки ножных кандалов, которыми узники были прикованы к полу.
Суслик поднял глаза и заныл:
— Я совсем не могу сегодня… Я…
— Заткнись! — Том Беджер раздраженно глянул вниз. Джо Харбин был в порядке, но Суслик никуда не годился, ему лишь бы хныкать.
— Надевай башмаки! — нетерпеливо заорал тюремщик. Он был вообще жестокий человек и никому не давал спуску.
Миллер, наоборот, был добрым конвоиром и славным человеком. Если заключенный ничем не насолил Миллеру, тот охотно закрывал глаза на мелкие отклонения от правил.
— Я не могу…
Тюремщик слегка пнул Суслика сапогом.
— Встать!
— Пожалуйста…
Тюремщик замахнулся ключами, но тут вмешался Миллер.
— Оставь его в покое. Он вчера получил десять плетей.
— А сейчас напрашивается еще на десяток!
— Надень башмаки, сынок, — сказал Миллер. — Пошли, пусть док на тебя глянет.
Медленно, преодолевая боль, Суслик натянул башмаки и, поднявшись на ноги, вышел в тюремный коридор вместе с двумя остальными. Идя по коридору, Том заглядывал в камеры к тем заключенным, с которыми было меньше хлопот. В каждой из них он видел свежевыбритых людей, которые застилали удобные койки. Удобные, собственно говоря, по сравнению с твердым каменным полом, на котором он спал в карцере. Возле одной из камер их остановили. Там был Дэн Родело, голый по пояс — его осматривал доктор.
Миллер поглядел немного, потом позвал:
— Док!
— Минутку, конвоир. Мне надо проверить этого человека перед освобождением. Он выходит сегодня.
— Везет сволочам, — пробормотал кто-то; Миллер глянул на заключенных, но по их лицам нелегко было угадать, кто это сказал, и Миллер не стал любопытствовать.
Родело был счастлив выйти на свободу — как и всякий Другой. Но раньше-то счастье ему изменило, из-за этого он и попал сюда. Он вообще не был преступником, это знали все заключенные.
Крутой, грубый — это да… и невезучий. Это был упорный человек, такой пройдет самую трудную дорогу, если придется. Но вряд ли кто-то захотел бы разделить хоть часть его забот — судьба посылала ему одни неприятности. Дэн стойко выдержал свой срок. Он каждый день выполнял норму, а дневная норма — это изрядный кусок работы.
