Нежданный гость
Поздним мартовским вечером 1610 года его милость Ян Поницен-Поницкий[1], настоятель евангелической церкви в Чахтицах[2], усердный проповедник слова Божия, ушел из людской в великом расстройстве.
Разговор шел о том, что турки возобновили набеги на северные земли, разоряют их. И вовсе не по велению паши, а по собственному почину, без ведома визирей, которым желательно хотя бы внешне сохранить перемирие, заключенное после смерти султана Могамета[3] при устье реки Житавы[4] И вот, невзирая на перемирие, турецкие орды смерчем налетают с юга, отнимают у жителей что ни попадя, полонят девушек, угоняют скот.
Но не только эти вести заставляют прихожан искать утешения у отца Яна Поницена. Сегодня он снова услышал множество историй о якобы творящихся в замке кровавых делах. Люди рассказывают невероятные вещи. Невозможно поверить, что тут рядом, в двух шагах от прихода, благо родная, знатная, купающаяся в богатстве владелица чахтицкого замка не задумываясь губит девичьи жизни и попирает все Божьи и людские законы.
Нет, такому поверить невозможно. Скорее всего, это клевета, наговоры графских подданных, недовольных строгой госпожой.
Пристально вглядываясь в сияние робко мигавших свечей на тяжелом дубовом столе, он вспоминал вопросы паствы, взыскующей света и бодрости духа, на которые пришлось ему отвечать.
Над Чахтицами метался безумный ветер. Мартовский, еще студеный, но уже отдающий дыханием весны. Временами он ломился о ставни прихода, и Ян Поницен-Поницкий изредка внимательно вглядывался в окно, словно прикидывая, выдержат ли ставни натиск ветра.
Нет дома, в котором не царила бы тревога, подумалось священнику Испуганные взоры устремляются в заоконную тьму Народ убежден, что где-то подыхает очередная колдунья. Злые духи набрасываются на нее, раздирают внутренности, выдергивают язык. Природа в смятении, ветер неистовствует, земля содрогается, в небе беснуется воронье. Ровно в полночь черти выроют на погосте могилу но тело колдуньи никогда не истлеет. Кто скажет, много ли правды в этих народных поверьях? Действительно ли существуют колдуньи? И может ли женщина общаться с дьяволом? Впрочем, какие тут сомнения, когда по всему свету вздымается пламя костров, на которых прощаются с жизнью тысячи ведьм, приговоренных к сожжению. В полном согласии со светскими и церковными законами. Мыслимо ли, чтобы все законники как один ошибались и ни за что ни про что губили столько людских жизней?
Вихрь на мгновение улегся, и тут быстрый конский топот вывел Яна Поницена из оцепенения. Любопытство взяло свое: гадая, кто бы мог в столь поздний час скакать на коне, он вновь поднял глаза к окну, хотя прекрасно знал, что плотные ставни — надежная преграда и самому острому взгляду. Но тут шум копыт затих, и кто-то постучал в ставни.
Что за нежданный гость стучится? Дерзкий разбойник или турок-грабитель? Переборов страх, священник снял со стены пистолет, отворил окно, затем осторожно приоткрыл ставни.
Узкая полоска комнатного света выхватила из тьмы статную фигуру всадника. То был стройный, плечистый мужчина в широкополой шляпе и черном плаще до самых пят. Разглядев лицо, невероятно бледное в тусклом ночном сиянии, отец Ян вздрогнул от неожиданности, раздвинул ставни пошире, высунулся из окна и еще внимательнее оглядел гостя. Затем потрясенно спросил:
— Неужто это ты, Ян Калина? Старые глаза не обманывают меня?
— Я, святой отец, — низким голосом отозвался всадник. — Простите, что потревожил вас в такой поздний час. Минуло четыре года, как я с вашего благословения ушел в широкий мир, а вот теперь возвращаюсь.
— Тише, сын мой, и поживей заходи в дом! Как бы тебя, упаси Боже, не увидел какой изветчик!
Священник притянул ставни, закрыл окно, повесил пистолет на стену и поспешил на улицу. Через тихо открытые ворота всадник въехал во двор и спешился. Ян Поницен молча обнял гостя и отвел коня в стойло. Разбудив конюха, он наказал обиходить скакуна, а сам вернулся к нежданному посетителю и под руку провел его в светлицу, никого не потревожив в доме. Удостоверившись еще раз, что окно и ставни плотно закрыты, отец Ян запер дверь и предложил Калине снять плащ и шляпу.
— Приходится осторожничать, — сказал старик, усаживаясь за стол напротив молодого человека. — Но скажи, зачем ты вернулся? Неужели забыл обещание ради своего же блага никогда в Чахтицы не показываться? — Доброе, обрамленное сединами лицо Поницена посуровело.
— Не получилось, святой отец, пришлось воротиться, хотя ваш дорогой друг, а мой дорогой наставник, магистр[5] Элиаш Урсини, профессор Виттенбергского университета[6], и возражал. Кстати, вам от него сердечный привет и признательность за совет взять меня в ученики. И еще велел передать: по-видимому, магистр скоро удивит вас своим посещением.
— Возможно ли? Он что, решил распрощаться с преподаванием?
— Нет, всего лишь — сменить место работы. Графиня Катерина Палфи[7] недавно основала евангелическую гимназию и хочет поручить ему управление школой. Вот где пригодится его богатый и редкий опыт! Суперинтендант[8] Лани[9] рекомендует ему принять предложение. Думаю, и сам профессор теперь не устоит перед желанием вновь увидеть родину, покинутую так давно.
