К вечеру со стороны Пропонтиды потянуло приятной прохладой. Свежий морской бриз свободно врывался в окна императорского дворца, и тяжелая пурпурная занавесь слегка колыхалась. Потянув носом соленый воздух, император решительно отодвинул полог и вышел на балкон. Покинув роскошный личные покои, отделанные дорогим мрамором, красным деревом и золотой лепниной, Лев Фракиец, владыка Восточной Римской Империи, оперся о балюстраду и стал смотреть на запад, в сторону далекого Ипподрома.
Великолепный закат окрашивал в оранжевые тона аллеи, дорожки и бассейны обширного парка, широко раскинувшегося вокруг дворца. Лев знал, что в этот час в парке довольно людно. Многочисленные придворные любили прогуливаться там по идеально ровным дорожкам, обсуждая дела, ведя философские диспуты или же просто отдыхая от дневных забот. Некоторые искали уединенные места в дальних уголках парка, в стороне от дорожек и, обнаружив излюбленную беседку, увитую лавровыми ветвями, порою предавались там забавам со своими возлюбленными, а то и просто с красивыми рабынями и танцовщицами. Лев улыбнулся, вспомнив несколько подобных приключений — в былые годы и он не чуждался таких развлечений.
Солнце садилось за громаду Ипподрома, отражаясь бликами на мраморных колоннах и стенах. А дальше, за Ипподромом, раскинулся огромный город.
Константинополь дышал и ворочался, подобно гигантскому зверю, разлегшемуся на берегах Пропонтиды. Сотни тысяч людей сновали по его роскошным кварталам и бедным улочкам, занятые своими делами. Константинополь — столица мира, город, пришедший на смену великому некогда Риму…
— Вот ты где прячешься, старый мешок!
Хрипловатый женский голос вырвал императора из блаженного полузабытья.
Верина. Кто еще, кроме законной супруги, позволил бы себе так обратиться к императору Востока? Да и она позволяла себе такое, только когда они были одни. Он терпел, никогда не находя в себе сил в открытую возражать ей.
Верина обладала какой-то странной властью над ним, еще с первого дня их знакомства в одной из таверн великого города, когда будущий император был еще малозначительным офицером. С тех пор прошло двадцать два года, но власть ее чар не уменьшилась. Только теперь это были не чары прекрасной юной девушки, а напористая уверенность зрелой женщины. Императрицы.
Император с тоской отвернулся от прекрасного заката и встретил настороженный взгляд супруги. Верина подрастеряла свою красоту, но в свои сорок лет все еще оставалась привлекательной. Да и юношеский пыл ее, тот пыл, что покорил когда-то сурового Фракийца, никуда не исчез. Сам Лев, недавно разменявший восьмой десяток, давно отказался от любовных забав, Верина же постоянно меняла любовников. Друг с другом они делали вид, что никто ни о чем не догадывается, хотя Лев наперечет знал, с кем именно спала его любвеобильная жена. Дворцовые шпионы исправно доносили ему об этом, но обычно он не предпринимал никаких мер до тех пор, пока кто-нибудь из неосторожных юнцов не принимался болтать об этом. Такого болтуна немедленно обвиняли в любом подвернувшемся преступлении и, не давая сказать и слова, отправляли в далекую ссылку. До места назначения они обычно не доезжали…
Шаркающей походкой Лев подошел к изящному столику и наколол на серебряную вилку устрицу.
— Что ты решил? — Верина буквально сверлила его взглядом.
— Решил? О чем ты?
— О чем, о чем! — передразнила она. — О том, что происходит на западе, вот о чем!
Император медленно прожевал устрицу и взял еще одну.
— Я отправлю поздравления Антемию. Что еще я могу сделать?
— А его сыновья?
— Прокопий и Ромул поедут в Рим, к отцу. Таково его желание, и я не вижу, почему бы мне удерживать их в Константинополе.
Верина подошла к нему неспешной кошачьей походкой, заглянула прямо в глаза. Император, не выдержав, уставился на блюдо с устрицами.
— Старый ты дурень. Они же заложники. Пока они здесь, мы можем быть уверены, что Антемий не станет злоумышлять против нас. То есть, замыслы-то у него будут, а вот действовать он не сможет.
— У нас остается Маркиан, — пробормотал Лев, наливая себе вина.
— Да, Маркиан, — кивнула Верина. — Маркиан, который так очаровал нашу дочь, что Леонтия не только не желает на него доносить, но и стала его вернейшей сообщницей!
— Ну о чем, о чем ты говоришь? Какой сообщницей? В чем? Они муж и жена.
Почему тебе везде мерещатся заговоры?
— Почему? Да потому, что все вокруг только и думают, кто сядет на трон после тебя! Вот почему!
— Пока что я еще жив, — буркнул Фракиец, глотая вино. — А после меня…
Императором будет наш внук. Я уже думаю о том, чтобы провозгласить его Цезарем и своим соправителем.
— Лев еще ребенок! Ему всего пять лет, ты забыл об этом, дурья башка? Кто будет регентом? Кто будет стоять за его троном?
— Сколько раз мы будем возвращаться к этому разговору? У него есть отец.
Зенон командует нашей армией, он сохранит власть для сына.
— Мерзкий развратный исавр! Я ни за что не отдала бы ему Ариадну, если б не ты!
— Так было нужно. Иначе, Аспар сидел бы сейчас на моем месте.
— Да, этот хитрый алан думал, что трон уже упал ему в руки… Хорошо, пусть будет Зенон. Но подумал ли ты, чем нам грозят победы Антемия и этого его нового военного магистра, Красса?
