Красивые люди

Мэри не шелохнулась, когда на ее глазах у красивого мужчины взрывом оторвало ноги и в полыхающей заревом ночи огромный космолет начал деформироваться и разваливаться на части. Она беспокойно шевельнулась, видя, как в ужасающем безмолвии, медленно, точно во сие, поплыли вперемешку с обломками космолета искромсанные человеческие тела. Но когда на людей обрушился метеоритный ливень, разрывая плоть и раскалывая кости, Мэри зажмурилась:

— Мама!

Миссис Кьюберли оторвала взгляд от журнала.

— Нам еще долго ждать?

— Не думаю. А что?

Мэри молча кивнула на стену-экран.

— Ах, вот в чем дело. — Миссис Кьюберли рассмеялась и покачала головой: Это же старый, давно надоевший фильм. Почитай лучше журнал, как я.

— Мама, а экран обязательно должен быть включен?

— Вроде бы никто на него не смотрит. Пожалуй, доктор не рассердится, если я выключу.

Миссис Кьюберли встала с дивана и подошла к стене. Она нажала маленькую кнопку, и изображение, вспыхнув и замерцав, исчезло.

Мэри открыла глаза.

— Честно говоря, — сказала миссис Кьюберли сидевшей рядом с ней женщине, — я думала, они покажут что-нибудь другое. Ведь мы могли бы посмотреть историю первой высадки на Марс в музее.

Не отрывая глаз от журнальной страницы, женщина произнесла:

— Это идея доктора. Психологический прием.

Миссис Кьюберли приоткрыла рот и понимающе кивнула:

— Мне следовало догадаться, что это неспроста. Но кто смотрит фильм?

— Дети. Он заставляет их задуматься, пробуждает в них чувство благодарности или еще какие-нибудь возвышенные эмоции.

— А! Да, конечно.

Мэри взяла журнал и перелистала его. Сплошь одни фотографии: мужчины и женщины. Женщины, похожие на мать и на других, сидевших сейчас вместе с ней в приемной. И мужчины с великолепно развитой мускулатурой и блестящими густыми волосами. Женщины и мужчины, все одинаково совершенные физически и красивые.

— Мама…

— Ну, что еще! Неужели ты не можешь посидеть минутку спокойно?

— Но мы здесь уже три часа. Разве это так уж необходимо?

— Не будь дурочкой, Мэри. После всех тех ужасов, что ты мне наговорила, без этого никак не обойтись.

В приемную вошла женщина с оливкового цвета кожей, одетая в прозрачную белую униформу:

— Кьюберли. Миссис Зена Кьюберли!

— Это я.

— Доктор вас ждет.

Миссис Кьюберли взяла Мэри за руку, и они пошли вслед за сестрой по длинному коридору.

Мужчина, которому на вид можно было дать лет двадцать пять — двадцать семь, оторвал взгляд от письменного стола. Он улыбнулся и жестом указал на стоявшие неподалеку от него два стула:

— Я вас слушаю.

— Доктор Хортел, я…

Доктор прищелкнул пальцами:

— Да, да, знаю. Ваша дочь, И я знаю, что вас беспокоит. Их сейчас так много, что я трачу на это большую часть времени.

Он повернул свое красивое лицо к Мэри:

— Сколько тебе лет, девочка?

— Восемнадцать, сэр.

— Ого, вот так нетерпение! Ну, ясно, уже пора. А как тебя зовут?

— Мэри.

— Очаровательное имя! И такое необычное. Я, Мэри, беру на себя смелость сказать, что понимаю причину твоего беспокойства, понимаю целиком и полностью.

Миссис Кьюберли улыбнулась и разгладила металлическое шитье на своем жакете.

— Сударыня, вы не знаете, сколько в наше время таких, как ваша дочь. Одна девочка, как я помню, настолько была выбита из колеи, что, забросив все свои дела, целыми днями только и делала, что предавалась горестным размышлениям.

— Именно это и происходит с Мэри. Когда она, наконец, во всем мне призналась, доктор, я подумала, что она сошла… ну, вы понимаете.

— Дела ваши настолько плохи? Боюсь, что нам придется ввести новую программу образования, и побыстрей, иначе они все станут такими.

— Я вас не совсем понимаю, доктор.

— Дети, миссис Кьюберли, должны быть как следует проинструктированы. Как следует! Многое у нас считается само собой разумеющимся, а детский ум не воспринимает ряд явлений без четкого объяснения.

— Разумеется, но какое это имеет отношение к…

— Мэри, как приблизительно половина шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцатилетних, становится болезненно застенчивой. Ей кажется, что ее тело достаточно развилось и готово к Трансформации, а на самом деле это не так. Мэри видит вас, окружающих ее женщин, фотографии, а потом смотрится в зеркало и приходит в ужас. Она спрашивает себя: "Почему я должна быть безобразной, неуклюжей, непропорционально сложенной?"

— Но… — начала миссис Кьюберли.

— Эта сторона вопроса вам, несомненно, понятна. Итак, Мэри, твой протест направлен против того, что мы не даем тебе и твоим сверстникам убедительных, логически обоснованных объяснений, почему нужно ждать до девятнадцати лет.

— Нет, нет, доктор! — вскричала миссис Кьюберли. — У нас все наоборот.

— Прошу прощения, сударыня?

— Дело в том, что вы меня неправильно поняли. Мэри, скажи доктору то, о чем ты говорила мне.

Мэри беспокойно заерзала на стуле:

— Понимаете, доктор, я… я не хочу этого.

У доктора отвисла челюсть:

— Что ты сказала? Повтори, пожалуйста.

— Я сказала, что не хочу подвергаться Трансформации.

— Невероятно! Такое я слышу впервые в жизни. Ты шутишь, девочка!

Мэри отрицательно покачала головой.

— Вы видите, доктор. Что это может быть?

Доктор поцокал языком и достал из маленького шкафчика опутанную проводами черную коробку с множеством кнопок и дисков. Он укрепил на голове Мэри черные зажимы.