Почти год прошел с тех незабываемых событий, что привели на трои короля Андрэ Первого Могучего. Страну, как обычно бывает при радикальной смене власти, некоторое время лихорадило, и ваш покорный слуга приложил немало сил, дабы этот период как можно быстрее закончился. Скажу без лишней скромности, успехи Полицейского Управления и Тайной Канцелярии в водворении мира и спокойствия в Гремзольде таковы во многом благодаря мне,.. Я вижу, многие из вас недоверчиво пожимают плечами. Вам кажется, что от какого-то там кота, пусть даже и говорящего, мало что зависит в таких серьезных вопросах, как безопасность королевства? Смею заверить, что вы глубоко заблуждаетесь! К сожалению, в то время мне было не до записей. А память в последнее время стала часто подводить меня — все-таки маленькая кошачья голова не особо приспособлена для человеческого разума. Так что мне не удастся развлечь вас подробным описанием той тяжелой работы и тех многочисленных подвигов, которые я — Густав Конрад Генрих Мария фон Котт — совершил на службе у Короны. Увы, память подводит меня...
Заметив эту печальную тенденцию, я и взялся вести подробный дневник, в который заносил все существенные события, происходившие со мной и значимыми для меня людьми. Благодаря этому дневнику я смогу сегодня порадовать вас рассказом о преудивительном, полном опасностей и приключений путешествии в Южную Америку, которое мы с нашим добрым королем, придворным магом и еще несколькими спутниками совершили недавно. Да и в памяти моей те события отложились гораздо прочнее других. Как выразился наш простодуш... гм... прямолинейный монарх — фиг такое забудешь!
Итак, обратимся к дневнику.
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой приводится разговор двоих друзей, имевший
очень серьезные последствия для обоих,
о чем они в тот момент и не догадывались
Запись в дневнике Конрада фон Кота
от 5мая 16... г. от Р.Х.
Величайшим благом считаю я друзей. Ибо они есть отрада нам в дни радости и поддержка и утешение в дни скорби. Так, ежедневно посещает меня в моей башне Гай Светоний Транквилл, мудрейший философ среди всех петухов, которых я знавал, неся успокоение моей растревоженной душе и яс позволяя впасть в уныние.
— Сам ты животное! — Я с трудом заставил себя спрятать копи.— Тоже мне друг называется!
— Я не животное, я птица,— резонно возразил Транквилл.— И я тебе настоящий друг, потому и воспользуюсь привилегией настоящего друга...
— Портить настроение?
— Нет, говорить правду. Даже если это горькая правда. Знаешь ли, лекарства обычно бывают именно горькими.
— И от чего ты меня собрался лечить?
— От тебя самого. Ты сам себе злая лихорадка, Ко-ко-конрад.
Я тоскливо вздохнул и демонстративно закатил глаза, давая понять, как сильно меня достали нравоучения петуха. Гай Светоний Транквилл и раньше-то отличался изрядной занудностью, а с тех пор как получил титул Личного Петуха его величества, стал просто невыносим. Поначалу он пытался воспитывать остальных обитателей королевского птичника, но добился лишь того, что скворцы, канарейки, попугаи и павлины сговорились и устроили ему знатную взбучку. Неугомонный петух повторил эксперимент на конюшне, и только вмешательство моей лошади Иголки, хорошо знавшей петуха в прежние времена, спасло его от неизбежной гибели под копытами. Не соваться на псарню у Гая Светония хватило своих куриных мозгов. Зато теперь он регулярно наведывается в мои апартаменты и клюет мою печень. В переносном, конечно, смысле, но так старательно, что в последнее время я проникся искренним сочувствием к Прометею.
— Ты, как всегда, не дослушал меня! — продолжал между тем Транквилл.— А ведь мои слова вовсе не относились к твоей нынешней физической оболочке. Впрочем, чего еще ждать от человека! Ты все воспринимаешь слишком прямолинейно и буквально. Никако-ко-кой способности к абстрактному мышлению.
— Гай, у меня и так голова болит! Если ты будешь и дальше нудить, либо она взорвется, либо я тебя за- грызу!
— Вот! — обрадовался петух моему признанию. — А почему она у тебя болит?
— Ну... перебрал вчера валерьяновой настойки. — Воспоминание о вчерашнем дебоше неприятно отдалось в черепе. И одновременно подвигло меня к деятельности. — Надо поправить здоровье. Где-то у меня оставалось еще полпузырька.
— Об этом я и говорю, — грустно констатировал петух. — Ты уже с ко-ко-кошачьей мяты перешел на валерьянку. Ты лижешь ее каждый день. Начинаешь прямо с утра и потом весь день ничего не соображаешь!
— Я? Я все прекрасно соображаю! — От возмущения у меня опять сами собой вылезли когти.— Подумаешь, немного валерьянки! Она помогает мне думать!
— О чем это? — ядовито проскрипел петух.— О чем тако-ко-ком ты думаешь? Поделись со старым другом!
— Я... это... О многом я думаю! Я же не просто так — я, как тебе известно, личный шпион ее величества. Мне приходится много размышлять над раскрытием заговоров и преступлений. Это тяжелый труд, мне необходимо расслабиться.
— И что за преступления ты раскрыл? — как-то подозрительно миролюбиво спросил Транквилл.
— Ну... Вот, например, придворные готовили заговор против Короны. — Я невольно выпятил грудь. Этим расследованием можно было гордиться по праву.— Несколько царедворцев, недовольных правлением королевы Анны, собирались устроить государственный переворот. Они прорыли туннель из канализации в подвал кондитерской, мимо которой должны были проследовать в открытой карете король, королева и посол с Ниппонских островов. В.подвале спряталась группа специально обученных экстремистов-добровольцев. В тот момент, когда карста проезжала бы мимо кондитерской, они должны были выскочить и закидать пассажиров кремовыми тортами, пирожными и прочим кондитерским товаром. Заговорщики рассчитывали, что гордый самурай после такого публичного позора обязательно сделает себе харакири что приведет к неизбежному международному скандалу и безнадежно подорвет авторитет королевской четы. Тогда можно было бы поставить вопрос о соответствии королевы, и особенно короля, занимаемой должности. К счастью, мои агенты из числа мышей своевременно донесли о странных людях, прокопавших «огромную нору» из канализации в подвал кондитерской. Я побывал на месте готовящегося преступления, выследил заговорщиков и все доложил королеве. Господин Ле Мортэ, — ну, ты знаешь, начальник Тайной Канцелярии, — следующим утром арестовал всех заговорщиков, и попытка переворота была сорвана.