Они прибыли перед восходом старого солнца. Над равниной низко летели три светло-серых десантно-штурмовых корабля «Грозовой орел» с изображением Волка, Крадущегося меж Звезд — символом Великой роты Харека Железного Шлема. Отряда из двадцати одного боевого брата было более чем достаточно для подобной операции. Но эту цель они получили от рунического жреца Одаина Штурмъярта, а воины знали, что к его предостережениям стоит относиться с уважением.
Города, к которому они летели, не существовало уже несколько месяцев. Он поднимался из пыльной впадины подобно сгорбленной пирамиде или покосившемуся зиккурату, что неуклюже возвышался над горизонтом полуразрушенными ярусами с сетью подмостков, все еще покрывающими верхние уровни.
В этом забытом мире ожил некий замысел, выведя праздных людей из состояния апатии и заставив их вдруг маршировать строем и возводить здания. Это изменение в разумах людей, воодушевление отравленных мыслей почувствовал в своих беспокойных снах рунический жрец Штурмъярт. На Фенрисе его внимательно выслушал Железный Шлем, который всегда реагировал на отголоски собственных сновидений.
— Так это он? — спросил Великий Волк.
— Это порча, — подтвердил Штурмъярт, с сомнением взглянув на повелителя, так как понимал, что одного слова будет достаточно для приказа начать штурм.
Сейчас Железный Шлем сидел в десантном отсеке «Грозового орла», едва сдерживаемый фиксаторами от желания начать бойню. Его усиленные чувства ощущали порчу даже сквозь вонь выхлопных газов корабля. Клубы дыма от пылавших на стенах города пожаров затмили небо. Пылало дерево вперемешку с иной, более смертной материей.
— Твоей волей, — прорычал про себя Харек, взывая к примарху. Железный Шлем и четверо воинов его Волчьей гвардии, облаченные в тяжелые терминаторские доспехи, напряглись в ожидании высадки. Они уже давили на фиксаторы, как рвущиеся с поводка гончие.
«Грозовой орел» Великого Волка промчался над незаконченной внешней стеной города, сильно сбросил скорость и резко снизился. Кормовая посадочная рампа с шипением поршней опустилась, хотя до земли все еще оставалось десять метров.
— Фенрис! — прогремел Железный Шлем, звук голоса усилился, когда он выскочил из открытого отсека.
Великий Волк спрыгнул, с хрустом приземлившись в столбе поднятой пыли. Миг спустя зарычал обнаженный инеистый клинок, отбрасывая холодный синий свет в предрассветном полумраке города.
За ярлом последовала свита, приготовив орудия убийства — штурмовые пушки, окутанные энергией топоры и сверкающие силовые мечи. Железный Шлем побежал, поднимая султаны мягкой пыли, прямиком к провалу в верхних террасах города, где жители не успели возвести стены. Он едва заметил, как два других штурмовых корабля высадили свой груз — два отделения Серых Охотников по восемь легионеров, более подвижных, чем терминаторы, но едва ли менее смертоносных — и еле расслышал вопли смертных, как только Волки взялись за работу. Это был отчаянный, испуганный и неконтролируемый крик, так вопят животные, когда видят бойню. Если он и слышал звуки, то это значило только то, что снова началась резня, и он сам скоро растворится в ней — ревя во всю силу, ломая кости и разрывая плоть.
На первый отпор они натолкнулись у края зияющего провала, где наполовину поднятые глинобитные стены все еще поддерживались каркасом из деревянных подпор. Между ними зияла пустота, насыщенная неестественно глубокими тенями. Из нее запоздало выскочили стражники, как насекомые из перевернутого гнезда. Они были одеты в грязные дешевые робы красного цвета и покрытые пылью. На обнаженных лбах был грубо намалеван охрой знак ока. Люди молча бежали на захватчиков, вращая мечами.
Железный Шлем набросился на них, сразу же убив четверых. Следующей четверке он сломал спины и отшвырнул изувеченные останки. Смертоносная дуга из штурмовой пушки разорвала еще больше врагов, залив их кровью грязь под ногами. Затем настала очередь рычащих клинков.
Великий Волк переступил через порог. Волосы на руках встали дыбом. Окружавшая его маслянистая темнота утекала, словно пролитая жидкость, от тусклого света, отбрасываемого примитивными факелами. Перед воином открылось высокое помещение, высеченное в сердце городской окраины и наполненное глухими звуками боя снаружи. В дальнем конце находился алтарь, вырезанный из материала, напоминающего кость, высотой свыше десяти метров и с куполом из соединенных ребер. В керамических чашах пылали лужицы жирного масла, но пламя беспокойно колыхалось, задуваемое непонятно откуда веющим ветром. На бечевке висел деревянный символ глаза, медленно вращаясь над вершиной алтаря.
