«Короли» снимают табель
Авторы: Алла Яковлевна Трубникова
Жанры: Публицистика, Советская классическая проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 46 страниц. Год издания книги - 1965.
Самое большое счастье выпало на долю Человека — право трудиться, радость видеть плоды своего ума, своих рук. И только преступлением можно назвать отказ от этого права, нежелание работать для людей, для себя, для жизни. В этой книге ты, дорогой читатель, прочтешь о бывших «королях», любителях острых ощущений, легкой жизни, ты прочтешь о том, как возвращают их к настоящей, человеческой жизни, снимают с них шутовские маски. Журналистка Алла Трубникова, автор этой повести, сама под видом тунеядки отправилась на место поселения тунеядцев. Там, на поселении, она вела своеобразный дневник. В книге рассказывается и о другом поселении, где автор побывала уже как журналист.
Читать онлайн «Короли» снимают табель
Напишите, что вас заинтересовало в этой книге, какие возникли вопросы.
Наш адрес: Москва, А-30, Сущевская, 21, издательство «Молодая гвардия», «Ровесник».
ИЗ ДНЕВНИКА «ТУНЕЯДКИ» ГАЛКИНОЙ
Кто-то трясет меня за плечо:
— Вставайте! Скоро Париж!
Париж! Опять Париж!.. Я счастливо улыбаюсь — всего несколько месяцев назад подъезжала я к этому прекрасному городу.
Вскакиваю: что за ерунда! Спросонок никак не могу сообразить, почему за окнами вагона мерцают редкие огоньки, почему еле тащится сквозь ночь наш поезд, ревматически поскрипывающий тормозами. И с какой стати милицейский капитан, обращаясь ко мне, командует:
— Быстрее собирайте ваши вещи, Галкина! Через пять минут Париж.
Нет, тут явно какое-то недоразумение. Протираю глаза. Пассажиры начинают поглядывать на меня с подозрением.
— Придите же в себя, Галкина! — ледяным голосом советует капитан.
И тут, наконец, я окончательно просыпаюсь и понимаю, что его слова относятся ко мне. Ведь я-то и есть Галкина, «тунеядка» Галкина, которую препровождают на место поселения! Да, я журналистка. Но была же я паломницей, бродила по монастырям с крестом на шее в качестве «рабы божьей». И писала потом обо всем увиденном документальные повести. Так почему бы и теперь, когда я задумала рассказать о поселении, мне самой не стать «завзятой тунеядкой»? Вести дневник и изо дня в день записывать все, что будет происходить на моих глазах. При том непременном условии, конечно, что никто ни в районном отделении милиции, ни в самом совхозе и понятия не будет иметь, кто скрывается под видом новой поселенки. Никто, кроме сопровождающего меня капитана.
Однако, при чем тут Париж? Ведь совхоз, куда меня направляют, называется «Первомайский»…
— Станция Старый Париж, стоянка одна минута, — простуженным голосом объявляет проводник.
Поезд замедляет ход, мы поспешно спрыгиваем на платформу. Ах, вот в чем, оказывается, дело — крохотная станция, на которую мы приехали, называется… Старым Парижем. И все попытки переименовать ее в Веселый Кут остались безрезультатными — жители упорно продолжают называть ее по-прежнему.
Спотыкаясь, бредем по еле освещенному перрону — неоновые лампы аэродрома Орли, что под настоящим Парижем, здесь, естественно, отсутствуют…
Час от часу не легче — выясняется, что, помимо Старого Парижа, существует еще и Новый. И что именно в селе Новый Париж расположено мое поселение. Но до него добрых двадцать километров с гаком, поэтому ночь мне предстоит провести в здешней милиции.
— Указница? — Дежурный по отделению окидывает наметанным взглядом мое цветастое платье, модные с обтрепанными носами туфли и кокетливо повязанную косынку с экзотическими пальмами.
До утра меня помещают в камеру предварительного заключения. Что и говорить, комната выглядит не очень-то уютно, когда на окнах вместо занавесок — решетки. На мое счастье, кажется, в этот день не «выловили» ни одного нарушителя общественного спокойствия. Впрочем, нет, здесь уже примостилась какая-то особа женского пола.
— Новенькая? Небось к нам, в Первомайский?
Молча киваю и укладываюсь на скамью. Закрываю глаза. Жестковато. Уснуть все равно не удается: Нинка Лычкина, как запросто она себя величает, не умолкает ни на минуту.
— Подымаешь, велика беда, набила морду соседке. Ничего, скоро вернусь, еще добавлю. — И Нинка сжимает в кулак руку с затейливой татуировкой: «Боже, избавь меня от врагов, а от друзей я и сама избавлюсь».
— Наколочки-то, похоже, тюремные? — позевывая, как бы невзначай спрашиваю я.
— Они самые, — не без гордости констатирует Лычкина. — Нинка уже кое-где побывала, так что совхоз для нее — детские игрушки, — и она небрежно сплевывает на пол.
Исподволь начинаю расспрашивать о житье-бытье на поселении.
— А ты что, видно, тоже сачковала? — в свою очередь, интересуется Нинка. — Так вот, имей в виду: сачковать там не приходится. У нас, представляешь, какой порядочек заведен? Раз не выйдешь, два не выйдешь, а на третий — принуд. Кой-кому дали. После этого все как миленькие на наряд затрусили. Так что лучше сразу идти. Это тебе не кто-нибудь говорит, а Нинка Лычкина. А Лычкина трепаться не любит…
Ранним утром меня вызывают в дежурную. Усаживаюсь в уголок. Происходит смена дежурных по отделению. Милиционеры настроены отнюдь не агрессивно.
— И много дали? — не без сочувствия спрашивает тот, что сдал дежурство.
— Три.
— Это еще по-божески. А будете работать — вообще половиной срока обойдется, — подбадривает тот, что принял дежурство.
Никто, кроме капитана Голько, не знает, что тунеядка Алла Галкина и журналистка Алла Трубникова — одно и то же лицо. Значит, надо хорошо играть свою роль.
— Работать? — Я кривлю ярко накрашенный рот. — А знаете, как в песне поется?
Благодушие сползает с лица дежурного.
— Что ж, — лейтенант, только что вступивший на дежурство, придавливает тяжелым пресс-папье разлетающиеся от сквозняка бумаги, — тогда будете отбывать от звонка до звонка. Понятно? — И он провожает меня к «лимузину» с решеткой.
— Передай там Людке Чувакиной, — кричит мне вслед выскочившая на крыльцо Лычкина, — чтоб не очень зарывалась! Скажи: «Нинка вернется, она тебя „приласкает“».
