— Будь я проклята! Мы похожи на погребальную процессию! — неестественным баском проговорила Сабина и заливисто рассмеялась.
Ее сестры всегда заискивающе хихикали над тем, как она передразнивала сквайра, когда тот, бормоча себе под нос эти проклятия, вел свою дочь к алтарю. Отец, конечно, был бы огорчен и разгневан, узнай он о том, как над ним потешается старшая дочь.
Действительно, старый, поскрипывающий каждым своим суставом дилижанс, то и дело подпрыгивая на ухабах, казалось, двигался все медленнее. Сабина выглянула в окошко, которое не мешало бы протереть, — уже стемнело, на небе проступили звезды, и на морской глади заиграли мерцающие блики.
После стольких задержек и недоразумений девушке казалось, будто она уже никогда не доберется до Монте-Карло, но, с другой стороны, беспокоиться об этом было бы глупо.
Сабина глубоко вздохнула, не в силах сдержать рвущейся из нее радости, и посмотрела на далекое море и черные причудливые очертания деревьев, ветви которых плели прихотливый узор на ночном небе. Она во Франции! Даже в самых своих сокровенных мечтах она и помыслить не могла о том, что ей доведется посетить эти места.
— Слава богу! Как мне повезло! — прошептала Сабина и снова засмеялась.
Как это глупо — громко разговаривать с собой! Всякий, кто узнает об этом, подумает, что она — как тот мальчик-идиот, живший у них в деревне. Она всегда вздрагивала, когда видела его бесцельно бродящего по извилистым тропинкам, — он всегда что-то говорил своим высоким звенящим голоском.
Какими далекими казались ей теперь Кобблфилд и Глостершир, а ведь она покинула их всего лишь несколько дней назад. В этот час ее семья, должно быть, сидит в гостиной, давно покончив со своей незатейливой трапезой, которую отец настойчиво требовал называть ужином, хотя мама всегда говорила о ней как об обеде.
Девочки, наверное, заняты каждая своим делом: Гарриет трудится над вышивкой, достойной наивысших похвал, а Меллони усердно пытается подражать ей, но у нее ничего не выходит, как она ни старается, бедняжка. Ангелина, может быть, играет на фортепьяно — папе всегда нравилось слушать ее, отмечая успехи дочери на уроках музыки, а Клер — та, скорее всего, уже спит, потому что девочкам до пятнадцати лет не разрешалось засиживаться до ужина.
Мама наверняка сидит в своем любимом кресле, и на ее красивые золотые волосы, сквозь которые уже начинают пробиваться седые прядки, золотя их, падает свет от лампы. А папа, если он уже закончил готовиться к своей проповеди, сейчас выйдет из кабинета, сядет по другую сторону камина, напротив мамы, и заведет разговор. У них найдется о чем поговорить, хотя весь день они и провели вместе, возможно даже, в эту самую секунду один из них говорит: «Интересно, как там Сабина, наша крошка, и приехала ли она уже в Монте-Карло?»
«Если бы они знали, — подумала Сабина, — как ужаснулся бы папа, знай он, что я еще не добралась до Монте-Карло и сейчас еду в дилижансе, совсем одна!»
Но что она могла поделать?
Когда мисс Ремингтон сломала ногу, сходя с поезда в Ницце, Сабине на секунду показалось, будто какой-то злой рок хочет помешать ей добраться до места назначения. Правда, несколько мгновений спустя она устыдилась и, ужаснувшись тому, насколько эгоистичны могут быть ее мысли, постаралась достойно справиться с потрясением, причиной которого стал этот несчастный случай.
Мисс Ремингтон, кузина епископа и женщина солидного возраста — иначе ей бы не доверили сопровождать Сабину, — вела себя, как посчитала последняя, очень глупо. Она взвизгнула, закричала и тут же упала в обморок, так что девушка с трудом привела ее в сознание, поднося ей попеременно то нюхательную соль, то прикладывая холодные компрессы и даже окуривая ее дымом от двух сожженных птичьих перьев.
Чтобы добыть перья, Сабине пришлось проявить немалую изобретательность. На железнодорожной станции в Ницце стояло несколько клеток с живыми совами в ожидании поезда, который доставит их в Монте-Карло. Сабина увидела ярлычок, когда просунула свои пальчики сквозь прутья, чтобы поднять упавшие перья. Хотя она и очень беспокоилась о состоянии мисс Ремингтон, при виде заветных слов ее сердце невольно подпрыгнуло от радости, но одновременно с этим ее охватило и чувство раздражения, ведь путешествие придется отложить, пока мисс Ремингтон не осмотрит врач.
Девушке показалось, будто прошли годы, прежде чем позвали доктора. Тем временем мисс Ремингтон лежала на жесткой, неудобной скамеечке в зале ожидания, сквозь слезы жалуясь на боль, которую она испытывает, при этом впадая в обморочное состояние по крайней мере раз двенадцать. Наконец в стеклянных дверях показался француз с густой бородкой и маленьким черным саквояжем в руках.
К Сабине вновь вернулось ее прежнее радостное состояние, в котором она пребывала на протяжении всего путешествия, — слава богу, она достаточно хорошо знала французский язык. Мама особенно настаивала на том, чтобы ее дочь прилежно относилась к учебе, даже если ради этого приходилось жертвовать другими делами, и теперь Сабина искренне радовалась, и не без тщеславия, которое она была не в силах скрыть, — ее произношение безупречно.