После свирепых океанских штормов, бушевавших без малого две недели, десятка три потрепанных судов разных стран приютились в тихой перуанской гавани Калао {Калао — так в XIX веке назывался порт Кальяо}, чтобы залатать рваные паруса, распутать такелаж, пополнить запасы пресной воды и провизии, подлечить больных, дать передышку измотанным непосильным трудом матросам.
Были в этом порту и корабли, которые сумели вовремя укрыться от ураганов в попутных бухтах западного побережья Южной Америки. Они вошли в порт Калао, почти не пострадав от грозной стихии. Таковыми оказались суда английской и французской эскадр, проследовавшие от берегов Европы. Однако, отдав приказ бросить якоря в иностранной гавани, их командиры имели свою цель, неведомую перуанским властям.
Теплые лучи полуденного апрельского солнца высвечивали гористый, без растительности, берег, мягко скользили по зеленой глади угомонившегося океана. Около судов суетливо мельтешили чайки, наполняя воздух звонкими криками.
Контр-адмиралы Дэвид Прайс и Фебрие де Пуант стояли на палубе английского военного корабля «Президент», когда сигнальщик известил о подходе к порту русского фрегата «Аврора».
Дэвид Прайс, вскинув подзорную трубу, с живым интересом рассматривал трехмачтовый парусник, показавшийся на внешнем рейде.
— Сам Бог способствует нашей удаче, — с удовлетворением проговорил он, передавая подзорную трубу собеседнику, и добавил: — Ловец доволен, когда на него зверь бежит. Эскадре ответить на приветствие «Авроры»! — распорядился англичанин и тут же, поняв свою оплошность — не посоветовался с французом, — повернул к нему голову: — Надеюсь, вы сделаете то же самое?
Фебрие де Пуант скупо улыбнулся и медленно произнес:
— Командующий английской эскадрой уже принял решение. Французскому остается только поддержать союзника.
— О, понимаю! — примирительно сказал Дэвид Прайс. — Вы ненавидите русских, а я даю команду их приветствовать. Однако, дорогой де Пуант, не надо забывать, что Великобритания и Франция пока официально не объявили войну России.
— Вот именно, официально и пока, — проговорил собеседник. Помолчав, спросил: — А вы зачем, господин Прайс, так торопливо послали пароход «Вираго» к Панамскому перешейку? — И сам же ответил: — Вы с недели на неделю ждете из адмиралтейства сообщение о начале войны с Россией. И я убежден, что наши правительства, если уже не приняли, то непременно примут совместное решение этой весной, весной тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года. А мы… — Фебрие де Пуант, не договорив, умолк.
Дэвид Прайс понимал недовольство союзника. Французский адмирал о надвигавшихся событиях знал не менее его. Возможно, война с Россией уже объявлена. Но Лондон и Париж не могут известить об этом своих командующих эскадрами столь быстро — не позволяют океанские просторы. Известие о начале войны с русскими нетерпеливо ждет и он, адмирал Прайс. По его подсчетам, пароход «Вираго» вернется от Панамского перешейка не ранее, как через месяц. Вот тогда и будет ясно, как действовать союзным эскадрам, отдаленным от берегов Европы. Если «Вираго» скоро доставит чрезвычайно важное сообщение, русская «Аврора» от одного залпа любого военного корабля будет охвачена огнем и погрузится на дно. Это сделает то ли английский 52-пушечный фрегат «Президент», то ли французский 60-ствольный «Форт» — разницы никакой. Впрочем, нет. Тут адмирал Прайс резко сменил мнение. Готовую неподвижную мишень отдать французам? Увольте! Потопленный российский фрегат будет занесен в счет славных побед английской эскадры, а точнее, — ее флагманского корабля «Президент». Только так!
«Мы постараемся потопить русский фрегат раньше англичан», — мысленно решил Фебрие де Пуант.
Корабль содрогнулся от залпа орудий левого борта. Это «Президент», под контр-адмиральским флагом, первым поприветствовал «Аврору». Растрепанная воздушной волной чайка мягко плюхнулась к ногам собеседников. Минутой позже изрыгнул огонь флагман французской эскадры «Форт».
— Совместными действиями, господин де Пуант, — сказал Дэвид Прайс, осторожно сваливая ногой чайку за борт, — мы скоро разобьем хилый флот России. Затем корабли королевы Виктории и императора Луи Наполеона беспрепятственно войдут в русские бухты. Наши экипажи высадятся на их берегах, и русский медведь-великан будет повержен, как это мы, англичане, сделали недавно с Китаем.
И тут Дэвид Прайс посчитал уместным напомнить, что в покорении величайшей азиатской страны во время «опиумной» войны 1839–1842 годов участвовало менее трех тысяч английских солдат и матросов.
— Две наши эскадры, господин де Пуант, если к ним даже не присоединять ваш корвет «Артемиз» и мою «Амфитриду», тоже насчитывают две тысячи семьсот человек, — степенно продолжил Дэвид Прайс. — У нас свыше двухсот новейших пушек и бомбических орудий. Это солидная сила. Мы тут бесспорные властелины на море. А на суше? Английские и французские скорострельные штуцеры поражают цели на тысячу двести метров! Русские же солдаты до сих пор вооружены допотопными гладкоствольными ружьями, пистонными и даже кремневыми…