Я вовсе не хочу, чтобы все это прозвучало так, как будто меня посетило какое-то там видение или еще что-то в таком духе, однако практически для каждого из этих рассказов существует совершенно особый отправной пункт. Я написал их за период в пятнадцать месяцев, и вся эта история началась с того дня, когда я отправился на выставку «Форсированные и самодельные автомобили» в Колизее, что в Нью-Йорке. Престранный, скажу вам, вышел денек! Осветить эту выставку меня отправила нью-йоркская газета «Геральд трибьюн», и я принес назад в редакцию как раз такую историю, которую вполне смогла бы предложить читателю любая из тотемно-сомнамбулических газет. Тотемная газета — это такая газета, которую люди на самом деле покупают вовсе не за тем, чтобы ее читать, но просто физически иметь при себе, ибо они наверняка знают, что она поддерживает их собственное мировоззрение. Подобные газеты — совсем как языки буйволов, которые обычно таскают с собой индейцы племени омаха, или как собачьи уши, которые представители клана махили носят по всей округе в Бенгалии. В США существуют две разновидности тотемных газет. Одна из них представляет собой символ идеологии непременных салфеточек на подлокотниках кресел и «вейпораба», патентованной мази для растирания и ингаляций при простуде, продаваемой под товарным знаком «Викс», — идеологии, что лежит в солнечном сплетении каждого славного серого бюргера. Взять хотя бы все те симпатичнейшие истории на первой странице второго раздела — про восьмидесятисемилетних дам на Грамерси-парк со стадвухлетними черепахами в качестве домашних любимцев или про колоритных лоточников на улицах Гаваны. Ах, мамочка! Да, этот малый Кастро по-прежнему там, а революции могут приходить и уходить, но колоритная беднота вынесет все, неустанно топая по улицам и продавая свои каштаны с солеными крендельками по всему миру, даже в Гаване, столице Кубы, удостоверивая тот факт, что рай в конечном счете содержит в себе бездну уважения и почтения ко всем добропорядочным бюргерам с салфеточками на подлокотниках кресел и «вейпорабом» под рукой. В конечном счете. Или другая тотемная группа покупает такую бумагу, которую можно подкладывать себе под руку и тем самым обладать тотемом для весьма жесткого, но тем не менее цельного мировоззрения, образа мыслей типа «мамочкин яблочный пирог». Все они могут отправиться в бар, выпить несколько «кружечек», выдать несколько циничных замечаний на предмет Зоры Фолли, а также насчет того, как в последнее время обстоят дела на ринге, однако завершить все это дело констатацией того факта, что у Джорджа Чувало «уйма сердечности», которую, дураку понятно, он обретает, поедая тот самый мамочкин пирог. Так или иначе, я отправился на выставку «Форсированные и самодельные автомобили» и написал рассказ, который прекрасно устроил бы любую из тотемных газет. Все тотемные газеты расценили бы подобную выставку как интермедию, как некий паноптикум для чудаков и уродов; даже не для богатых чудаков и уродов, что было бы в порядке вещей, а для уродов из низшего класса и всевозможных мудаков с воспаленной кожей и всклокоченными волосами. Тотемный рассказ обычно производит из всего этого дела то, что обычно известно как «нежная забава». Мол, не волнуйтесь, граждане, все эти чудаки и уроды — просто ничтожества.
Тогда я написал рассказ про парнишку, который сварганил себе золотистый мотоцикл, названный им «Золотым аллигатором». Сиденье мотоцикла, длинное как хвост аллигатора, было покрыто какой-то раскрашенной под золото кожей, которая постоянно с него слезала, и туда были вставлены чешуйки, совсем как у аллигатора. Этот парнишка заодно сварганил себе костюм вроде скафандра, который тоже казался длинным и покрытым чешуйками, совсем как брюхо аллигатора. Устроившись на том длинном сиденье, парнишка простирался на всю его длину, а потому казалось, будто он вроде как встроен в мотоцикл или что-то в таком духе. Субботними вечерами парнишка с громким ревом мчался на своем звере по Гринвич-Вилледжу, катил по Макдугал-стрит, заезжал еще дальше, в Нат-Хэвен, и смотрелся сущим золотым аллигатором на колесах. Чистый идиотизм! А когда я закончил статью, этот парнишка стал казаться Нежным Идиотом. Я, прямо скажем, промахнулся, написав такого рода рассказ, обычную тотемную историю, потому что я работал в «Геральд трибьюн», а «Геральд трибьюн» являла собой единственную экспериментальную газету в городе, вовсю стараясь вырываться из общей тотемной формулы. Главная штука была в том, что я точно знал: все это время у меня имелась совсем другая история, подлинная история, настоящая история о выставке «Форсированные и самодельные автомобили». Просто я не знал, что с ней делать. Она уже находилась вне той системы идей, с которой я привык работать, пусть даже я прошел полный маршрут доктора философии, побывав в Йельском университете, американских студиях и во всех остальных положенных местах.
