Зазвонил телефон — один, два, три раза. «Кто-нибудь возьмет наконец трубку?» — крикнул Уго откуда-то из глубины дома, но раздался еще один сигнал — и наступила тишина. Затем снова полетели звонки. Уго быстрым шагом, бормоча ругательства, вошел в кабинет и схватил трубку прервав трель на середине. «Да, слушаю», — сказал он, еще до того как трубка поднялась до уха, сказал нетерпеливо, почти грубо, выливая на звонившего всю свою злость за то, что здесь, дома, кто-то не удосужился или не смог вовремя ответить на звонок.
Однако на смену вспышке раздражения тотчас пришло выжидательное и вполне миролюбивое молчание. Несколько секунд Уго не произносил ни слова, сосредоточенно глядя в одну точку и нахмурив брови. «Как?.. Нет, понятия не имею… — наконец произнес он неуверенно, делая долгие паузы между словами. — Не знаю… Честно, не узнал… Чтобы вот так, с ходу…» Тон у него сделался осторожным, недоверчивым, хотя рука алчно сжимала трубку. «Кто?..» — заговорил он более решительно, уже начиная заводиться, но вдруг как-то сразу осекся, и тотчас тон его переменился. «Ах, Ньéвес! Ну конечно… Конечно… Да и голос все тот же, прежний… Нет, это ты меня прости, дело в том… Кто бы мог подумать! Сколько лет, сколько зим… Да, разумеется, мы сталкивались на улице, ты ведь живешь недалеко… Да, несколько раз я видел тебя, правда мельком. Да, с детьми… Так что, получается, я все про тебя знаю…»
Уго продолжает говорить рваными фразами, делая паузы, чтобы выслушать реплики, идущие с другого конца провода. Он явно успокоился, держится любезно, но, пожалуй, несколько развязно; и пока он ведет беседу, его рассеянный взор останавливается то на рисунке в рамке, который висит рядом с окном, то на деревьях и крышах за окном. Губы складываются в легкую ироничную улыбку, а в глазах то и дело вспыхивают коварные огоньки любопытства.
«Нет, разумеется… Лет пятнадцать, не меньше… Черт! Как время-то бежит! И чем обязан?..» Уго надолго замолкает. Сперва начинает едва заметно раскачиваться вперед-назад, потом замирает. Смотрит в окно, повернувшись спиной к той двери, через которую недавно вошел. «Ох, совсем забыл, — произносит он наконец. — Нет, прости, все помню, разумеется, помню. Часто вспоминаю, я хотел сказать: забыл точную дату, нет… Неужели так скоро? Прямо вот-вот…»
Уго медленно оборачивается; его движения сделались более плавными, а взгляд — более задумчивым. Он снова уставился на висящий на стене рисунок и долго не отрывается от него. За все это время он не проронил ни звука. Но тут Уго что-то замечает краешком глаза. В дверях, опершись о косяк, стоит его жена Кова. Уго несколько секунд смотрит ей прямо в лицо, смотрит равнодушно и безучастно, так как сосредоточил все свое внимание на том, что говорит ему невидимая собеседница. «Да, да… я тебя слушаю, — произносит он, словно спохватившись, и снова поворачивается к Кове спиной. — Ну да! Конечно… еще бы… но… в этом было много ребячества… Мы были тогда совсем зеленые…» Уго неуступчиво мотает головой, открывает рот, собираясь возразить, но все-таки сдерживается, потом улыбается с легким пофыркиваньем, снова пытается что-то сказать, но не успевает — только опускает веки и наконец подает голос: «Нет, конечно, это может получиться довольно забавно… Да… да… Послушай! Может получиться интересно… Да, да, посмотрим… А ты думаешь, они приедут? Чтобы столько людей… в определенный день… Даже так? В субботу? Это число приходится на субботу? Да, да, очень удачно… Да, все…»
Паузы между его репликами становятся длиннее, словно с другого конца линии теперь поступает более важная и конкретная информация и можно забыть о том обмене дежурными любезностями, с которого начался разговор. Затем повисает продолжительное молчание, и лицо Уго меняется: с губ слезает ухмылка, черты теряют жесткость, расслабляются, а взгляд словно обращается внутрь — это взгляд человека, которого по-настоящему волнует только то, что он сейчас слышит. И тут у него вырывается какой-то непонятный горловой звук — его запросто можно принять за знак согласия; Уго снова поворачивается к двери, но Ковы там уже нет; он еще какое-то время молча слушает, хмурится и наконец произносит совсем иным тоном, куда более неуверенным и даже растерянным: «Ты… с ума сошла, нет… Он не приедет…» И снова замолкает, внимая собеседнице.
После недолгой паузы в его голосе проскальзывает нетерпение, как бывает, когда человек хочет поскорее закруглить разговор: «Да… ладно… да, да… В принципе, почему бы и нет… но я должен обсудить с… Не знаю, надо посмотреть, не намечено ли чего на этот день… Да, так будет лучше, я тебе позвоню… Нет, честно, позвоню заранее. В любом случае мне надо убедиться… Договорились, я позвоню тебе по этому номеру, да, по этому номеру. Мобильный?.. Диктуй… Подожди, сейчас вобью его в память».
Уго резко тыкает в кнопки мобильника, потом прощается, произнося привычные формулы вежливости, сует мобильник в карман, кладет трубку домашнего телефона на рычаг и долгим взглядом смотрит на аппарат — пристально, задумчиво, не мигая.
— А это кто еще на твою голову свалился?
