Поистине достоин
иметь язык волшебный конь.
Н. А. Заболоцкий
Если мы взглянем на историю цивилизации в целом, то увидим, что многие поворотные моменты прямо или косвенно были связаны с появлением коня. Так, приручение коня вызвало первые крупные передвижения народов, когда, получив в свои руки удесятеренную скорость, человеческая воля смогла подчинить себе новые огромные пространства. В памяти народов долго оставались живыми реальные и вместе с тем мифические кентавры — евразийская конница, которая наводила страх на жителей Европы. Недаром в представлениях большинства народов конь олицетворял Солнце и был посвящен ему. «С конями мчащимися, огнем пышущими, искры копытами высекающими» [200, 22], передвигались индоевропейцы, завоевывали Египет гиксосы, воевали внушающие ужас ассирийцы. Вслед за колесницей появился сросшийся с конем, ставший его сердцем и волей всадник-воин. Колесница требовала специальной запряжки, управлять ею должен был колесничий. Только тогда воин, стоя на этой движущейся платформе, мог стрелять из лука или бросать копье. Если для передвижения и боя колесницам нужна была хорошая дорога, то всадники могли скакать где угодно, вести бой на пересеченной местности, постоянно менять тактику — быть значительно более мобильными и маневренными. О легкой коннице скифов и саков, гуннов и авар, тюрок и монголов можно сказать словами китайского летописца: «Они бушуют как буря и молния и не знают устойчивого боевого порядка».
Евразийские степи и плоскогорья Азии — родина культурных пород коней. Именно здесь заложены принципы коневодства, выведены наиболее быстрые, неустрашимые, рослые и сильные кони, определился характер их содержания, кормления и тренинга. При раскопках в этих местах найдены наиболее ранние формы удил для управления конем, первые стремена и седла.
Мы ограничили себя темой передвижения древних индоиранцев во II-I тысячелетиях до н. э. из европейских, а может, и евразийских степей в Переднюю Азию, что стало возможным лишь после освоения коня. Постараемся дать наиболее полную картину этих передвижений, предоставив страницы настоящей книги живым голосам людей давно ушедших веков.
Слишком ценны для нас во всех случаях очевидцы событий, пусть они пристрастны и своекорыстны, не дальновидны или хвастливы. Главное, что они жили в то время, которое мы восстанавливаем по различным, в большинстве случаев немым свидетельствам. Ведь, вскрывая древние величественные гробницы на Кавказе или в Передней Азии, степные курганы в Причерноморье или на Алтае, мы часто вспоминаем А. К. Толстого:
Безмолвен курган одинокий.
Наездник державный забыт...
Кто был он? Венцами какими
Свое он украсил чело?
Чью кровь проливал он рекою?
Какие он жег города?
И смертью погиб он какою?
И в землю опущен когда?
Но конь верный друг не только на поле брани. С его помощью пасли пастухи многочисленные стада, табуны и отары, пахали землю земледельцы, перевозили купцы свои товары на многие тысячи верст, мчались гонцы с донесениями, послы — с предложениями мира, почта с ямскими станциями с невиданной по тем временам скоростью связывала Запад с Востоком постоянными и крепкими нитями.
Конь и всадник остаются образцами, исполненными красоты, стремительности, совершенной пластики, силы и гармонии. Это нераздельное целенаправленное единство, напоминающее натянутый лук и готовую к полету стрелу. Как написал об этом А. Блок:
Конь — мгновенная зарница,
Всадник — беглый луч.
Слышу, слышу ровный стук
Неподкованных копыт.
Анна Ахматова
Рассказ о коне и всаднике хочется прежде всего начать с краткого палеонтологического экскурса и вспомнить в связи с этим нашего соотечественника Владимира Онуфриевича Ковалевского, с чьим именем связан поворотный момент в истории изучения эволюции лошади [41; 63; 164]. В. О. Ковалевский был одним из самых крупных умов России 60-80-х годов прошлого столетия. Жизнь его сложилась столь сложно и трагично, оборвалась так рано, что остается только удивляться, как смог он за такой короткий срок совершить перелом в наших представлениях об эволюции животного мира. Как же талантлив был этот ученый, если его работы, написанные почти сто лет назад, остаются до сих пор настольной книгой любого биолога — палеонтолога, зоолога, теоретика или практика коневода [90; 91]!
По настоянию отца В. О. Ковалевский поступил не в университет, о котором мечтал, а в училище правоведения. Однако он вскоре оставил открывшуюся перед ним блестящую карьеру чиновника в сенате, занялся самостоятельной научной работой и за несколько лет из робкого ученика превратился в зрелого исследователя. Чарлз Дарвин, близко знавший В. О. Ковалевского (в посвящении он назвал Ч. Дарвина «лучшим учителем и самым добрым другом»), пророчил ему большое будущее. Первые научные труды В. О. Ковалевского явились триумфом новой эволюционной палеонтологии и в корне изменили существовавшие тогда представления ученых. В чем же секрет долгой жизни работ Ковалевского? Дело в том, что он впервые разработал подлинно научную методику — ископаемое животное рассматривал не как набор отдельных костей, а как живой организм, где изменения различных костей взаимообусловлены и связаны с эволюцией окружающей среды, Только в наши дни современная биология, применяя теорию систем, дает научное обоснование необходимости и плодотворности такого подхода. Сами виды животных рассматривались не изолированно, а в связи друг с другом, когда выделялась предковая форма и ряд ей родственных. Они располагались цепочкой, постепенно подводя исследователя к современным видам лошадей.