Жили да лесной полянке лиса и заяц.
У лисы шкура дорогая, а у зайца — дешевая. Лиса день-деньской хвалится:
— Я зверь дорогой. У меня красивый мех.
А заяц в ответ:
— Не хвастайся, не то я так сделаю, что твоя шкура подешевеет.
Заяц говорит, а ему никто не верит, потому что, хотя он и храбрый, а все-таки косой.
Вот и зима прошла, весна красна наступила, лето явилось. А так и не проучил хитрый заяц хвастунью-лису.
Однажды, ближе к осени, принялись заяц с лисой бегать, в прятки играть. Бегали, бегали заяц с лисой по парме — дремучему лесу, и косой заманил лисицу в лопушку. Ома с размаху угодила между двух берез. Так застряла, что ни взад, ни вперед.
А храбрый заяц тут как тут: наломал березовых прутьев и принялся лису стегать. Сам сечет, сам приговаривает:
— Ой, не ешь ты кур,
Не хватай цыплят,
Не терзай зверят,
Не воруй зайчат,
Не хитри, не хитри, не хитри,
И не хвастайся!
Звери и птицы собрались, глядят, как заяц лису учит. Храбрый заяц хлестал лису до тех пор, пока все прутья не обломались и он сам от усталости на землю не повалился.
А лиса как рванется — и вырвалась Из ловушки. Но пока она билась между берез — обтрепалась ее шкура. Лиса кинулась на зайца. Тот и про усталость забыл: во всю мочь побежал. Лиса бросилась в погоню и догнала бы косого, да заяц ее с толку сбил. Со страха заскочил заяц в лисью нору, а лиса мимо пробежала: ей невдомек, что в ее жилье — косой. А в норе лисята закричали зайцу:
— Кто ты такой? Уходи!
Но заяц уже опомнился, у него страх прошел. Усы закрутил, приосанился.
— Я тот, кто вашу мать прутьями отстегал. Покажите мне второй ход, а то и вам не миновать порки, — закричал храбрый заяц.
Испугались лисята, показали зайцу второй ход из норы, и он дальше по лесу помчался. Бежит во весь дух, чует, что лиса снова на его след напала.
Бежал, бежал косой… Семь гор перескочил, семь лесов перелетел, шесть рек переплыл, а как добрался до седьмой реки, так кувырком с пригорка покатился и угодил в прибрежную грязь. До того вымазался заяц — уши и те к голове прилипли. И стал он похож на бобра.
А умываться-то некогда, только косые глаза протер ланками. Скорей связал плот и собрался плыть вниз по реке.
А лиса семь гор перескочила, семь лесов пробежала, добралась до седьмой реки, чует — на берегу зайцем пахнет.
Глядит: бобер, весь грязью измазанный, на плоту стоит и багром от берега плот отталкивает, да никак не оттолкнет.
Лиса и спрашивает:
— Бобер, а бобер, не пробегал тут заяц?
Улыбнулся косой, свой плот, наконец, оттолкнул и спросил:
— Это какой заяц-то, уж не тот ли, что лису березовыми прутьями отстегал, дорогую шкуру ей испортил?
— Не знаю, — отвечала лиса. — Мне этот заяц не нужен. Подумаешь, дело было на копейку, а разговор — за семью горами.
Лиса повернулась и в лес пошла, а косой благополучно поплыл вниз по Вычегде, веселую песню запел.
Лиса лежала, лежала в лесу, думала, думала и решила: «Пойду-ка я опять к реке, может, только один бобер знает о том, как со мной заяц поступил, а другим ничего неизвестно».
Побежала лиса напрямик к берегу.
А заяц не спеша плывет на плоту по извилистой реке. Он успел уже раздобыть себе московский кафтан и шапку.
Села лиса на бережок, а тут и заяц подплыл. Она его опять не узнала.
— Ты кто будешь? — спрашивает лиса.
— Я москвич, домой плыву, — отвечает заяц.
— Какие новости на свете? — спрашивает лиса.
— Ни слыхал я никаких новостей, — отвечает косой. — А только слыхал, будто заяц лису отстегал, дорогую шкуру ей испортил, с нее спесь сбил.
Лисе горько стало, опять пошла в лес, легла под дерево.
Заяц плыл, плыл, решил отдохнуть, к берегу пристать.
А лиса полежала, полежала и снова вышла к реке, побежала по берегу. «Не встречу ли, — думает, — еще кого-нибудь. Может, только бобер да москвич слышали о моем позоре…»
Снова села у реки и ждет, не покажется ли кто. Глядь, заяц плывет. Лиса опять его не узнала — он шапку новую надел.
— Кто ты, откуда плывешь? — спрашивает лиса.
— Москвич я, из Москвы плыву, — отвечает косой.
— Не слыхал ли в Москве какую новость?
— Никаких особых новостей не слыхал, — молвил заяц. — Только говорят в Москве, будто заяц лису прутьями отстегал.
— А кроме того, ничего особенного не слыхал? — вздохнула лиса. — А не знаешь, не подешевела ли теперь дорогая лисья шуба?
Заяц отвечает:
— Конечно, подешевела! Если двадцатирублевой была, то после такого случая десять рублей будет стоить, а если десять рублей стоила, то до пяти рублей дойдет.
Заплакала лиса, в лес убежала и с той поры не хвасталась.