— А что там дальше? — спросил репортер Котлах.
Вопрос был задан почти машинально.
Строго говоря, Котлах уже ничего не ждал. Вокруг все одно и то же — сырость, местами плесень, с потолка капает вода.
Человек в черном резиновом плаще поежился — капелька капнула ему за шиворот.
— А дальше нет ничего, — угрюмо ответил он, — то-есть, есть старые подвалы. Замуровывать будем, и смотреть там нечего.
Человек в резиновом плаще был «крысомор». То-есть ему платили деньги за то, что он истреблял крыс. Журналистов, которые время от времени спускались в подземные коллекторы и потом писали обо всем, что видели, он не особенно жаловал. Дело в том, что для повышения своего жизненного уровня он продавал различным научным учреждениям крыс, пойманных в коллекторе, а журналисты распугивали их. Кроме того, нелишне упомянуть, что истребление крыс оплачивалось сдельно, между тем как беседы с представителями печати подлежали почасовой оплате.
— Да, но посмотреть-то я могу, правда? — настаивал Котлах.
Он готов был пойти на что угодно, лишь бы собрать материал для очерка. Пока что, кроме скуки, подземный коллектор не вызывал у него никаких эмоций. Ему всегда казалось обидным, что в подвалах, в катакомбах и прочих подземельях нет больше ни пиратских кладов, ни коллекций времен короля Рудольфа, ни, по крайней мере, скелетов замурованных монахинь. Всякий нормальный мужчина в глубине души немного романтик, а из года в год описывать высоким слогом влтавских уток или затруднения городского транспорта, и при этом не превратиться в мизантропа, в состоянии лишь действительно страстный любитель писать.
— Что ж, посмотреть-то можно, — согласился, наконец, крысомор. — Вот вам фонарь, да не наберите в сапоги. Они ведь под расписку взяты, надо нам их вернуть в целости. А я с вами дальше не полезу. Мне от этого никакого удовольствия нету. И вы далеко не лезьте, там и смотреть-то нечего.
Журналист повел лучом карманного фонарика по прогнившим сводам. Он не имел причин не верить истребителю крыс, но вместе с тем соглашался, что невозможно кормить читателей газеты одними процентами плана. Хлюпая казенными сапогами по зеленой воде, он прошел несколько поворотов. Метров через пятьдесят коридор расширился, образовав целый комплекс сводчатых помещений. Там было несколько каморок и ниш, которые, как и следовало ожидать, никуда не вели. Только у самого пола зияли отверстия, через которые вряд ли пролезла бы даже собака. Репортер для очистки совести осветил отверстия, покружил лучом света по скучному склепу и решил уходить. Придется пригласить крысомора на кружку пива и потолковать с ним о крысах. Только все это ни к чему. Морильщик ни за что не скажет ему правды. Он профессионал, и поэтому будет долго и нудно говорить о том, как надо делать эту работу, вместо того чтобы рассказать, как она делается на самом деле.
Котлах с отвращением шлепал по выбитым кирпичам мушкетерскими ботфортами, привязанными к поясу шнурочком.
— Кхм, кхм, — раздалось вдруг деликатное покашливание, — Прошу прощения, сударь…
Репортер обернулся, направив луч света на голос.
У одной из полуобвалившихся ниш стоял человечек ростом примерно в аршин. Он не был ни уродлив, ни страшен. На нем был красный кафтанчик, уже несколько потемневший от времени, на ногах — низкие сапоги, вокруг талии — широкий кожаный пояс. Это был толстенький гном весьма солидного вида.
— Что вам угодно? — учтиво обратился к нему Котлах.
Он сам отличался полнотой и бессознательно питал склонность ко всем толстякам.
Гном снял высокую черную шапочку, украшенную потертой золотой тесьмой, и с милой неповоротливостью слегка поклонился. Он был безбород, почти совершенно лыс, его добрые глаза прятались под морщинистыми, как у черепахи, веками. «Совершенно диснеевский персонаж», — пришло в голову журналисту.
Человечек дружелюбно улыбнулся и прижал свою шляпчонку к груди.
— Разрешите представиться — Кокеш.
— Репортер Котлах.
— Весьма польщен, — сказал гном и еще раз поклонился. — Прошу прощения за то, что позволил себе затруднить вас, но я только хотел спросить, не нуждаетесь ли вы в моей помощи. Был бы чрезвычайно рад услужить. Почту за честь.
— Да я н-не знаю, — растерянно произнес Котлах.
Он уже так был развращен недостатком необычайного, что до него очень медленно доходила мысль, что тут не все ладно.
— Нет, вам действительно ничего не нужно? — грустно протянул гном. — Ах, как это досадно! Видите ли, сюда мало кто заходит, в последнее время вообще никого не было, так что, как говорится, я теперь не у дел. Если б вы знали, какая тут скука! И мне так хотелось бы сделать что-нибудь для вас, хоть самую малость. Хотя бы для того, чтоб не потерять формы.
— А чем, простите, вы изволите заниматься? — поинтересовался Котлах.
Он спросил так отчасти потому, что подумал, не вытянет ли из гнома какой-нибудь материальчик, хотя было в высшей степени спорно, будет ли эта информация иметь хоть какую-нибудь ценность, поскольку, как известно, гномов не существует; с другой стороны, у Котлаха было мягкое сердце, и он не умел отказывать.
— В чем же, простите, заключается ваше уважаемое ремесло?
