Когда деды были внуками
Авторы: Надежда Алексеевна Сапронова
Жанр: Детская проза
Циклы: не входит в цикл
Формат: Полный
Всего в книге 49 страниц. У нас нет данных о годе издания книги.
Герой этой повести — Савелий Сапронов — не вымышленное лицо. Повесть посвящена его детству и юности. В первые годы революции имя матроса Савелия Сапронова было хорошо известно на Черноморском флоте. Он первым поднял красным флаг на эсминце «Капитан Сакэн», был первым комиссаром этого эсминца, а затем и членом революционного комитета Севастополя.
Это был один из многих большевиков, которые вынесли на своих плечах всю тяжесть борьбы с контрреволюцией, с кулачеством, все трудности строительства первого в мире социалистического государства. Савелий Сапронов вырос мужественным, стойким и верным революционным борцом. Его биография тем и интересна, что это обыкновенная биография коммунистов старшего поколения, дедов нынешних пионеров.
Автор этой книги — жена Савелия Гавриловича Сапронова Надежда Алексеевна — в прошлом учительница математики, Она начала писать эту книгу после смерти С. Г. Сапронова, вдохновленная желанием рассказать нашим детям об их дедах, отдавших всю свою жизнь делу революции, делу партии, делу строительства коммунистической жизни.
Читать онлайн Когда деды были внуками
Н. Сапронова
Когда деды были внуками
Часть первая
Савка и бабушка
У Савки было так много братьев и сестер, столько рук тянулось всегда за столом к горячей картошке, что до шести лет он и пересчитать их не мог.
Знал только, что и свою руку надо было вытягивать как можно длиннее, чтобы поскорее ухватить картошку «с дымком».
Конечно, без толкучки при этом не обходилось, но ведь есть-то хочется!
А вот бабка этого никак понять не могла! Требовала: лоб перекрестить, под носом утереть и ждать, пока она сама раздаст картошку.
Но ждать больше Савка не мог. Терпеть — тоже.
Руки лезли в чашку сами собой. И, наскоро водя левой рукой то по лбу, то по носу (и молился, и нос утирал одновременно), правой лез в чашку. Но бабушка тоже не дремала, делала два дела сразу: вынимала ложкой картошку из чашки и ею же стукала поспешника по лбу. И не для виду стукала, а на совесть; не меньше двух-трех ложек в месяц разлеталось вдребезги о крепкие ребячьи лбы. А ложки бабушка выбирала себе добротные, толстоногие…
Долго после этого чесался лоб (чаще всего Савкин), а бабушка, обгорёвывая очередную погибшую ложку, долго бранила внуков своей особой, старушечьей беззлобной бранью: «Болит вас, разболит, пострелы-нагрешники!»
Бабушка-то, в общем, хорошая была. Восьмой десяток ей шел, а она и обмывала всех, и обстирывала, и обед варит: мать больше по людям батрачила. За скотиной, правда, бабушке смотреть не приходилось — не было скотины-то, а внуков было восемь человек, Савка сосчитал-таки к шести годам. И, когда умерла мать, старшей, Марфе, было всего двенадцать лет, младшей — годок, а Савке — четыре.
Как жила мать и как умерла, Савка не заметил. Тихо и молча тащила она сквозь нужду и голод свою многодетную семью и так же молча и покорно умерла в два-три дня от какой-то «боли», ходившей по деревне.
Постоял Савка, ничего не понимая, возле теплой еще матери, послушал крик сестер и стоны бабки и убежал от непонятной жути на речку.
Там целый день ловил руками рыбешку — речка-то по колено! — и наслаждался свободой.
Ни сестренки, ни бабка не шли его разыскивать и не вели с толчками домой. К вечеру он сам явился…
Бабка, необычно смирная, покормила его откуда-то взявшимся молочком («Соседки принесли», — догадался Савка) и даже по головке погладила.
На другой день он тоже бегал, куда хотел. Сразу после похорон на огород, на речку…
Место матери в семье заняла бабка. Без жалоб взвалила она на свои семидесятилетние плечи заботу с воре. Попыталась было найти помощницу себе, детям — мать: оженить отца. Невесту приглядели на деревне самую плохую: кособокую, рябую девушку «в годах», да еще и с худой славой. Хорошая-то разве пойдет на восьмерых сирот? Невеста пришла со своим отцом смотреть двор. Увидела всех ребят сразу (бабка одела их в праздничное и выстроила в ряд), заплакала и убежала.
Руки лезли в чашку сами собой.
Больше отец уж и не сватался… Он совсем духом пал после смерти жены. Приплетется с работы (все кулацкий хлеб, давно уже съеденный, отрабатывал), сядет к столу, схватится за голову и начнет горевать: «Как жить? Как жить? Хлеба нет, матери нет! Как детей растить? Ни земли, ни скотины…»
Ребятишки на печке потихоньку заскулят, а бабушка всех сразу утихомирит: на внучат прикрикнет, а отца пристыдит, что разнюнился. Выпрямится, голос бодрый сделает и начнет рассказывать, как она, баба-вдова, шестерых детей вырастила, да еще при лютом барине, да в подневольном труде. Щенят барских своим молоком кормила, а свое дитя бабкину жеваную соску в это время сосало. «А у нас, гляди-ка, уж и не так плохо: Марфушку в няньки с весны отдадим — я и с Поляхой в огороде управлюсь (а Поляхе девять лет). Петьке на то лето уж восемь будет, с тобой работать пойдет, а там Савка подрастет — малый он на диво кряжистый да сильный, — вот тебе и работники: с хлеба долой, да еще и в дом принесут за труды».
Повеселеет отец, а о ребятах и говорить нечего: любили они бабушкины рассказы больше сказок, да и не охотница она была до выдуманных сказок-то.
И трудный день, запнувшийся было на горестной вспышке отца, вновь покатится своим чередом: вслед за другими, такими же похожими друг на друга, как зерна ржи…
«Зерно к зерну — растет ворошок, а день ко дню — будет годок»… Так и накапливались незаметно года, а с ними росли и дети.
Весеннее
Как большинство деревень того времени, Савкина родная деревня была бедная-пребедная. На всю деревню было всего две пары сапог, хозяева их надевали только в праздники. В этих сапогах женились все парни деревни, возвращая их хозяевам сразу же по приезде из церкви. Постоянной обувью были лапти да веревочные чуни.
Плохо жилось ребятишкам зимой. Одежи-обуви у малолетних нет, в избах холод, сидят дети по хатам день и ночь на печке. От тесноты да от скуки толкаются там и шпыняются целый день. То подерутся, то поиграют, визг стоит на печке не смолкая. А тут еще и темнота: освещаются лучинами, чадят они, гаснут…
Но бабушка, наверное, как кошка, видит и в темноте: и домашние дела у нее идут по порядку, и прясть успевает. А постом, когда дни длиннее становятся, ткет.
Так прошло со смерти матери три зимы.
![Девять возвращений [Повести и рассказы]](/storage/book-covers/ed/ed7af831d7446cc273c19395f0b07a748a40724c.jpg)
