Девочка первой услышала громкий стук в дверь. Ее комната располагалась совсем рядом со входной дверью. Спросонья она решила, что это стучит отец, покинувший свое убежище в подвале. Очевидно, он забыл ключи, а теперь потерял терпение, когда никто не ответил на его первый, осторожный и робкий, стук в дверь. Но потом послышались голоса, сильные и грубые, разорвавшие тишину ночи. Это никак не мог быть отец.
— Полиция! Откройте! Немедленно!
Стук раздался снова, теперь уже громче. Он потряс ее до глубины души, проник в каждую клеточку ее тела. Ее младший брат, спавший на соседней кровати, зашевелился во сне.
— Полиция! Откройте! Откройте!
Интересно, который час? Она отодвинула занавеску и выглянула в окно. Было еще темно.
Ей стало страшно. Она вспомнила недавно подслушанный негромкий разговор, поздно вечером, когда родители думали, что она уже спит. Она подкралась к двери в гостиную, слушала и смотрела сквозь маленькую щелочку в дверной панели. Напряженный и нервный голос отца. Взволнованное лицо матери. Они говорили на своем родном языке, который девочка понимала, хотя разговаривала на нем не так свободно, как они. Отец шепотом предрекал, что впереди их ждут трудные времена. Он говорил о том, что они должны быть мужественными и очень осторожными. Он произносил странные, незнакомые слова «концентрационные лагеря», «облава, большая облава», «аресты по утрам», и девочке очень хотелось узнать, что они означают. Отец бормотал, что опасности подвергаются только мужчины, что женщинам и детям ничего не грозит и что он каждую ночь будет теперь прятаться в подвале.
Утром он объяснил девочке, что для всех будет лучше и безопаснее, если он некоторое время будет спать внизу. Пока «положение не улучшится», как он выразился. Интересно, какое положение он имеет в виду, подумала девочка. И как оно должно улучшиться? И самое главное, когда? Она хотела знать, что означают слова «концентрационный лагерь» и «облава», но боялась признаться, что несколько раз подслушивала разговор родителей. Поэтому она так и не осмелилась спросить его.
— Откройте! Полиция!
Неужели полицейские нашли папу в подвале, спросила она себя, и поэтому явились сюда, неужели они пришли, чтобы забрать папу с собой и отвезти в те места, которые он называл во время полуночных разговоров: «концентрационные лагеря», «далеко за городом»?
Девочка перебежала на цыпочках в комнату матери, которая находилась дальше по коридору. Мать проснулась сразу же, как только почувствовала ее руку на своем плече.
— Это полиция, мама, — прошептала девочка, — они ломятся в дверь.
Мать сбросила простыню, опустила ноги на пол и убрала с лица прядь волос. Девочка подумала, что она выглядит очень усталой и старой, намного старше своих тридцати лет.
— Они пришли, чтобы увести папу с собой? — жалобно спросила девочка, схватив мать за руки. — Они пришли за ним?
Та не ответила. Из коридора снова донеслись громкие голоса. Мать быстро накинула платье поверх ночной рубашки, потом взяла девочку за руку и подошла к двери. Ее ладонь была горячей и потной, совсем как у маленького ребенка, подумала девочка.
— Да? — дрожащим голосом произнесла мать, не открывая замка.
В ответ раздался мужской голос. Он выкрикнул ее имя.
— Да, месье, это я, — отозвалась она. Ее акцент стал заметнее, он прозвучал резко, почти грубо.
— Открывайте. Немедленно. Полиция.
Мать поднесла руку к горлу, и девочка заметила, что она очень бледна. Она выглядела опустошенной и обессиленной, почти что мертвой. И она не могла заставить себя сдвинуться с места. Девочка еще никогда не видела такого страха на лице матери. Она почувствовала, как у нее пересохло во рту. Ей тоже было страшно и тоскливо.
Мужчины снова забарабанили в дверь. Неловкими, дрожащими руками мать открыла замок. Девочка вздрогнула и напряглась, ожидая увидеть серо-зеленую форму.
На пороге стояли двое. Один из них был полицейским, в темно-синем плаще с капюшоном и круглой фуражке с высокой тульей. Второй мужчина был одет в бежевый дождевик. В руке он держал лист бумаги. Он еще раз произнес вслух имя матери. А потом отца. Его французский был безупречен. Слава Богу, мы в безопасности, подумала девочка. Если это французы, а не немцы, нам ничего не грозит. Если это французы, они не причинят нам вреда.
