Я познакомился с Элвином Бэйном в тот год, когда он начал богатеть по-настоящему и вступил в загородный клуб. Некоторые из членов клуба, предпочитавшие держаться особняком, называли его между собой не иначе как «нувориш», но я не разделял их пренебрежительного отношения.
Прежде всего, он не был сверхбогачом. Все, что он имел, досталось ему долгим и упорным трудом, и ни разу при мне он не хвастал своими деньгами. Он одевался довольно пестро, был громогласен и шумлив, смеялся слишком охотно и слишком часто, потому что хотел нравиться членам клуба. И большинству он нравился, включая и меня. Я был рад его обществу и считал его своим другом. Он занялся гольфом слишком поздно, чтобы стать хорошим или хотя бы приличным игроком, но играл он с энергией и энтузиазмом и при ударе с удобной позиции мог послать мяч на триста ярдов.
Что мне нравилось в Элвине Бэйне, так это его отношение к барменам, официантам и прочему персоналу клуба. Он никогда не забывал поблагодарить кэдди, принесшего потерянный мяч, и никогда не заказывал выпивку без того, чтобы не сказать «пожалуйста». В сущности, иногда он бывал прямо-таки мучительно вежлив. Кроме того, он, как правило, давал чересчур большие чаевые — привычка, которая обеспечивала ему хорошее обслуживание не только в клубе, но и повсюду, куда бы он ни заходил. Он был искусным игроком в покер, но я не раз замечал, что за игрой он сбрасывает выигрышные карты, чтобы дать возможность неудачливому игроку забрать ставки. «Не везет мне, приятель, — говорил он со смехом. — Похоже, сегодня просто не мой день».
На вид Элвину Бэйну было за пятьдесят. Это был крупный мускулистый мужчина с тяжелыми плечами и грудью как пивной бочонок. Он обладал румяным лицом с маленькими голубыми глазками. Если не считать редких седеющих волос за ушами, он был совершенно лыс. Его непривлекательность компенсировалась дружелюбной улыбкой и постоянной готовностью рассмеяться. Он сколотил состояние на выращивании овощей, начав с маленькой фермы к югу от Кливленда. Теперь он владел сотнями акров в Огайо, Мичигане и Индиане и считался основным поставщиком для двух гигантских компаний.
Я мало что знал о прошлом Элвина Бэйна или о его личной жизни, но, по слухам, он женился только год или два назад. Жена была намного моложе его, и кто-то говорил мне, что, когда Бэйн познакомился с ней, она танцевала во второразрядном кливлендском ночном клубе под именем Арлены Арагон. Я никогда не встречал миссис Бэйн. Ее муж редко говорил о ней в моем присутствии и никогда не приводил ее в клуб. По-видимому, он вступил в клуб исключительно ради гольфа. Детей у них не было.
Как-то ясным субботним днем в сентябре, когда уже начинало холодать, мы играли вчетвером — Бэйн, я и еще двое членов клуба, врач и юрист. Бэйн казался необычно тихим и озабоченным. На шестнадцатой метке врач и юрист вышли вперед. Пока они били, мы с Бэйном присели на скамейку позади них. Врач загнал свой мяч влево от центральной полосы, и я крикнул ему:
— Док, ваше дело плохо, но, может, ваш партнер наверстает?
Юрист рассмеялся и пробил один в середину. Я подошел к отметке номер два. Мой мяч был высоковат, но он оставался на центральной полосе, и я был удовлетворен. Бэйн зацепил свой мяч поверху, и тот, крутясь волчком, отлетел ярдов на пятьдесят, в траву. Бэйн шел рядом со мной, тихо чертыхаясь, в то время как два других игрока следовали за своими служителями. Я сказал:
— Ты чересчур стараешься, Элвин.
— Я знаю, Джим. Похоже, мне просто не до игры.
— Тебя что-то беспокоит?
Он оглянулся через плечо. Наши служители отстали, и мы были одни.
— Меня много чего беспокоит, — сказал он, понизив голос. — Я как раз хотел бы поговорить с тобой наедине попозже.
— Хорошо, — кивнул я.
Мы подошли к мячу Бэйна. Он опять зацепил его поверху и негодующе сказал:
— Черт, я только задерживаю вас, парни. Увидимся в клубе, Джим.
Несмотря на наши протесты, Бэйн подозвал своего служителя и зашагал обратно вдоль центральной полосы.
— Что с ним такое? — спросил врач.
— Не знаю, — ответил я.
Молодой юрист сказал:
— Ему случалось играть и хуже, чем сегодня, но я ни разу не видел, чтобы он бросал игру, не докончив. И обычно он всем доволен, как бы ни шла игра. Что-то он притих, а, ребята?
— Да, я это заметил. — Врач вздохнул. — Что ж, по-моему, у всех нас есть свои заботы. — Он улыбнулся мне. — Ты остался без партнера, Джим. Как насчет доллара за удар, отсюда и до конца?
— Принято, — сказал я. — Ну-ка посмотрим, как ты всадишь свой мяч прямехонько в эту славную уютную ловушку?
Врач сделал пробный замах, затем четко и решительно ударил по мячу. Тот взлетел вверх, потом приземлился на ровной площадке возле лунки. Юрист застонал. Его мяч перелетел ловушку, но миновал площадку возле нее. Мой мяч был на площадке, но у дальнего конца и под горкой. Я видел, что положить его будет непросто. Так и оказалось. Я пробил с перелетом. И мне понадобилось еще два хода, чтобы загнать мяч в лунку. Юрист пробил неудачно. Врач весело положил мяч с одного заброса. Мы отправились к семнадцатой лунке, которая находилась над прудом. Мои спутники как будто забыли о внезапном уходе Элвина Бэйна, но я помнил его озабоченное выражение и просьбу поговорить с ним наедине.
