Глава первая
КОРПУСА ГОРНЫХ ИНЖЕНЕРОВ ПОДПОРУЧИК
1
Лохматая Ерошкина голова, несуразно вихляясь на длинной шее, просунулась в дверь. Рыжие космы свисали на приплюснутый лоб, на диковато бегающие мутные глаза.
— Ваше благородие, опять в лес пошла!
Рука подпоручика вздрогнула, перо споткнулось на бумаге, и клякса с брызгами запятнала наполовину исписанный лист рапорта.
— Экий скот! — воскликнул подпоручик с досадой, но без особой злости.
Бесполезно было сердиться на придурковатого Брошку, которого заводская контора определила ему в денщики, а рукоприкладствовать подпоручик, по молодости лет, еще не приучился.
— Опять в лес пошла! Вот те крест, ваше благородие!
— Уйди! — отмахнулся подпоручик.
Брошка, безобидно ухмыльнувшись, исчез за дверью.
Его благородие, подперев кулаком светлорусую голову, с грустью глядел большими, редкой синевы глазами на испорченный лист. С детства ему не давалась проклятая каллиграфия. Но доверить заводскому писцу перебелить донесение было невозможно…
Секретный рапорт его высокопревосходительству генерал–губернатору Восточной Сибири!.. Дорого дал бы обходительный и степенный Иван Христианович, за отсутствием капитана Трескина исправляющий должность управляющего заводом, чтоб хоть одним глазом заглянуть в сей рапорт.
«Как есть одним, — вспомнил подпоручик и засмеялся, — вгорой‑то у него стеклянный».
Но титулярный советник Тирст из той породы, что и одним глазом увидит больше, чем всякий другой двумя.
Подпоручик не забыл, как в первую же ночь подкинули ему бумажку с надписью крупно по–печатному: «Берегись одноглазого». Он не понял тогда, о ком речь: стеклянный глаз у Ивана Христиановича был подобран искусно, точь–в–точь такой же, как и отпущенный ему природою. И наутро, придя в контору, в кабинет Тирста, показал подметную бумажку.
— Полагаю, господин Дубравин, что сия записка имеет целью бросить тень на вашего покорнейшего слугу, — с учтивым полупоклоном сказал Тирст подпоручику. — Левый глаз потерян мною на государевой службе.
— Простите, Иван Христианович, — сказал подпоручик, досадуя на свою промашку, — менее всего таил я в мыслях огорчить столь гостеприимного хозяина.
— Правильно поступили, сударь мой, правильно. Тщусь надеждою быть полезным вам в исполнении поручения его высокопревосходительства. А наветы всякие будут, и не единожды. Народ своевольный, каторжный, да и мастеровые немногим от них отменились. Государеву пользу нелегко блюсти. И вам, батюшка Алексей Николаевич, не след забывать, где находитесь! — При этом правый зрячий глаз его уставился на подпоручика с пронзительностью, особо заметной от соседства с левым стеклянным, безразлично взирающим на собеседника.
Этот раздвоенный взгляд подпоручик запомнил крепко и не раз имел случай припоминать.
Про наветы Тирст упомянул зря. Подпоручик Дубравин уже вторую неделю доживал в заводе, но после первой остерегающей записки не получал ничего более и устных заявлений также ни от кого не имел. Впрочем, тут, надо полагать, сказалось заботливое внимание Тирста. Управляющий заводом, кроме денщика Брошки, приставленного к подпоручику для личных услуг, выделил для охраны сивоусого казачьего урядника, который неотступно сопровождал Дубравина в цеха и мастерские, на рудный двор и лесную деляну и даже во время вечерних прогулок по улицам слободки или по берегу заводского пруда.
Дубравину быстро надоел такой эскорт. Он заметил, сколь поспешно отворачиваются от него мастеровые и каторжные, завидя вышагивающего вразвалочку следом урядника.
— Разморило тебя от жары, Перфильич, — сказал Дубравин своему назойливому спутнику, выходя из насквозь прокаленной литейной, — посиди в холодке, покамест я в кирпичную фабрику пройду.
Перфильевич отмахнулся с ухмылкой:
— Мы привычные, — и, соблюдая дистанцию, поплелся сзади.
Вечером подпоручик вознамерился пройти на берег пруда, послушать, как играют хороводы заводские девки. Перфильич за ним, будто тень.
— Иди‑ка ты, Перфильич, от меня к… — и, всегда приветливый, подпоручик загнул тут такое словцо, что у Перфильича глаза враз стали круглые, как у кота.
«Наконец‑то отстанет», — подумал подпоручик.
Но Перфильич с маху приставил ногу, так что шашка в потертых ножнах взметнулась, как хвост у взыгравшего телка, и, развернув плечи, рявкнул хрипловатым басом:
— Служба, ваше благородие!
Обо всем этом тоже следовало бы изложить в рапорте. Но подпоручик опасался, что донесение такое послужит лишь свидетельством неимения его приступиться к порученному делу. К тому же, сообщая о хитрых предосторожностях исправляющего должность управителя завода, ничего нового он не открывал. Для того и послали его — инженера Дубравпна, — чтобы распутать хитросплетения Тирста. Уже ошибкой подпоручика было промедление с розыском надзирателя рудного двора урядника 1–й статьи Могуткина.
На двенадцатый день по приезде в завод пишет он первый рапорт. I? о чем?..
Что урядник 1–й статьи Яков Могуткин, писавший жалобу генерал–губернатору… пропал без вести. Так он — Дубравин — сообщает в рапорте. Тирст доносит иначе: «находится в бегах».
Подпоручик вспоминает, как провел его Тирст, и густые брови, а они у подпоручика приметные, цвета собольей спинки, и правая с крутым изломом, что придает лицу его, когда оно, как сейчас, сосредоточенно, слегка изумленное выражение, — густые соболиные брови сдвигаются к переносью. А прямой и тонкий нос морщится совсем по–детски, но глаза, затененные сдвинутыми бровями, темнеют по–мужски, и взгляд их по сулит Тирсту ничего доброго…
