Вот уже несколько недель все живое на плато Торнадо было охвачено беспокойством, какими-то неясными предчувствиями. Хрупкий растительный мир время от времени словно пронизывали электрические разряды – предвестники невиданных явлений природы. Дикие животные в полях и лесах, казалось, перестали прятаться от опасностей, а старались держаться поближе к человеку, подходя к самым подворьям. Затем их поведение стало совсем неожиданным и даже внушающим страх: они начали покидать плато, устремляясь в долину реки Иараз.
С наступлением ночи в сумрачных лесных чащобах и перелесках разыгрывалась подлинная драма – потревоженные хищники уходили из своих нор и убежищ и, осторожно ступая, то замирая, то останавливаясь, с тоской расставались они с насиженными местами. Мрачный, заунывный вой волков сменялся глухим рыком кабанов и фырканьем оленей. По направлению к юго-западу скользили по полям неясные тени: огромные олени с ветвистыми рогами, звери с короткими лапами, похожие на тапиров, и более мелкие: хищные и травоядные – зайцы, кроты, кролики, лисы, белки.
Вслед за ними двигались земноводные, пресмыкающиеся, бескрылые насекомые. И однажды случилось так, что целую неделю юго-западную часть плато заполняли представители низшего класса животного мира; червеобразные, склизкие твари: от древесных и болотных лягушек до улиток и чешуйчатокрылых жуков-жужелиц, от беспокойных раков, обитающих в вечном мраке под камнями, до пиявок и гусениц.
Вскоре на плато остались лишь пернатые. Полные тревоги, неподвижно застыв на ветвях, они приветствовали наступление сумерек не столь звонким, как прежде, пением и часто на весь день улетали куда-то из этих мест. Собирались в огромные стаи вороны и совы, слетались стрижи, словно готовясь к осеннему перелету в теплые края, суетились и стрекотали сороки.
Непонятный страх охватил и домашних животных – овец, коров, лошадей, даже собак. Однако, смирившись со своим рабским положением и надеясь на то, что все спасение будет идти от Человека, они оставались на плато, за исключением кошек, которые в первые же дни паники сменили неволю на былую свободу.
По вечерам смутное беспокойство, щемящая тоска мучили жителей Санса и владельцев поместья Корн, их волновало неясное предчувствие каких-то катаклизмов, хотя расположение плато Торнадр опровергало такую возможность. Эта местность находилась вдалеке от зон вулканической деятельности и от океана, лежала на возвышенности, не подвергаясь опасности затопления, w была сложена скальными породами. И все-таки опасность ощущалась во всем – в изменении положения веток и стебельков трав в утренние часы, в неожиданном развороте листьев на деревьях, в слабых, удушливых испарениях, в непривычном свечении воздуха, в ночном томлении плоти, не дающем сомкнуть веки и обрекающем на бессонницу, в странной медлительности домашних животных, которые застывали на месте, повернув морду с трепещущими ноздрями по направлению к северу.
Как-то вечером Сэвер и его жена ужинали, сидя у приоткрытого окна в своей усадьбе Корн. Бледный и изящный остророгий месяц плыл в вышине над расстилающимися просторами, а западную оконечность плато окутывал туман. Неизъяснимым очарованием веяло от этого пейзажа, но страшное нервное напряжение заставляло супругов молчать, наполняя их, вместе с тем, тревожным восхищением перед ночной красотой. От деревьев за окном исходил мелодичный шелест, сквозь решетку ворот угадывалось сказочное зрелище: возделанные поля Торнадра, деревенские домики с освещенными окнами, манящими своей таинственностью, расплывчатые очертания церквушки.
Владельцев поместья все это приводило в волнение, их пугала дрожь, которую они ощущали в своем теле, и когда эта дрожь стала невыносимой, хозяйка выронила из рук виноградную кисть и простонала:
– Бог ты мой, неужели этому не будет конца?
Сэвер взглянул на жену, от всей души желая подбодрить ее, но и сам он чувствовал неуверенность перед надвигавшейся грозной силой.
Сэвер Летан был из, числа тех настоящих ученых, которые умеют неспешно постигать тайны мироздания, кропотливо изучают природу но при этом остаются равнодушными к славе.
В то же время он был не только настоящим ученым, но и благородным человеком. В его взгляде сквозили мягкость и решительность, свидетельствующие о том, что он намерен по-настоящему прожить жизнь. Его жена Люс вела свой род от горных кельтов: нервная, грациозная, замкнутая по натуре… Окруженная нежным вниманием мужа, она жила, как хрупкий цветок в заводях больших рек под сенью широких листьев.
Сэвер сказал:
– Если хочешь, можем уехать хоть завтра.
– Да, уедем, прошу тебя!
Она подошла к нему, словно ища защиты, и прошептала:
– Знаешь, у меня такое чувство, точно земля уходит из-под ног. А по вечерам меня словно приподнимает и несет какая-то сила… Я уже боюсь быстро ходить, мне кажется, что я и так будто лечу. И по лестнице поднимаюсь без всяких усилий, только все время боюсь упасть.
– Тебе это просто кажется, Люс. Это все нервы…
Он улыбался, прижимая ее к себе, но в нем росла глухая, смутная тревога. Сэвер тоже ощутил эту необъяснимую легкость. Когда начало смеркаться, он вышел пройтись, но скоро решил вернуться в усадьбу. И вдруг его понесло с невероятной быстротой, шаги Делались все размашистее, превращаясь в прыжки… Ему с трудом удавалось сохранять равновесие, ноги не слушались. Летан замедлил шаг, стараясь ступать как можно тверже туда, где почва была более влажной и вязкой.
![Борьба за огонь [с иллюстрациями]](/storage/book-covers/80/80d01389ec214c4d9aeb3231788b7c6162df1282.jpg)